За тридевять земель - страница 79

Шрифт
Интервал


Мирослава нахмурилась: в памяти было только то, как она с сестрой собиралась на Красную Весну. Далее начиналась чёрная пелена. И чем больше старалась девушка вспомнить, тем темнее становился морок.

— Я не помню, — покачала головой Мирослава и посмотрела в серые обрамлённые морщинами глаза матери. — А что Забава говорит?

— Забава вообще не хочет рассказывать о празднике, — матушка вздохнула и опустила взгляд в пол. — Даже отец не смог разговорить твою сестру — ходит чернее тучи, будто сам Полоз ей на Весне явился, храни нас Сварог. Даже запрет отца на улицу ходить твою сестру не вразумил, — мать снова посмотрела на дочь. — Медовухи небось обе напилися, да? И этот Вель постоянно о твоём здравии спрашивает, у калитки всё околачивается. Женихалась с ним уже?

Мирослава непонимающе смотрела на мать, которая строго глядела на неё.

— Кто такой Вель? — спросила Мирослава.

— Ты даже не помнишь того, кто тебя на руках в избу принёс? — строго спросила мать. — Неужели медовуху пили?

Мирослава подвинулась ближе к матери и взяла её теплую грубую ладонь.

— Матушка, я правда ничего не помню, — искренне говорила Мирослава. — Последнее, что в памяти моей, — как мы с сестрой на праздник одеваемся. Даже не помню, как из дома вышла.

Мать строго покачала головой и убрала свою ладонь из рук Мирославы.

— Не думала, что вы так нагуляетесь, — вздохнула матушка и поправила на голове платок. — Одна как туча чёрная, вторая с похмелья второй день прийти в себя не может. Не будет вам более праздников, малы́е ещё, да глупые, — матушка поднялась со стула и строго посмотрела на дочь: — Есть хочешь? Кашу принести?

— Нет, — растерянно ответила Мирослава. Происходящее походило на дурной сон, от которого никак не удавалось проснуться.

— Может, молока налить?

Мирослава отрицательно покачала головой.

— Тогда оденься, коли силы есть. Скоро волхв придёт. Может, успеешь до его прихода отобедать, — мать вышла и закрыла занавеску, оставив Мирославу одну.

Мирослава села на край постели: голова кружилась, тело было ватным и слабым. Девушка дотронулась до лба тыльной стороной ладони — холодный. Жара нет. И памяти тоже нет. Но более всего удивляло Мирославу душевное спокойствие: она не чувствовала ни мук совести, которые обычно испытывала, когда бранили родители, ни беспокойства о том, почему не помнит праздник. Не помнит — значит, ещё не время.