– Скотина ты, Вова, порядочная.
– Да? А ещё кто? – он закрыл глаза и опустил голову. – Я ведь дождусь врачей и уйду, правда, уйду.
– Да вали сейчас, скотина, вали. Что же ты сидишь! – женщина попыталась встать с каталки, но ничего не получалось – бедро тут же давало о себе знать, и она ненадолго успокаивалась. В её взгляде читалась водка. Много водки.
– Бросок так бросок, – он вновь удручённо покачал головой. – Как вы мне надоели.
Она подъехала на каталке вплотную к своему мужчине.
– Что приехала?
– Захотела и приехала. Я ведь тебя убью, – она резко замахнулась и тут же опустила руку.
– Ну попробуй, – ему было сорок, ей все пятьдесят.
– И попробую, – Виктория заливалась смехом на весь покой. – Ты скотина, ты меня не любишь.
– Не люблю, – он вновь сделал вид, что спит.
– А я знала, знала… Пусть будет проклят тот день, когда я встретила тебя, – женщина посмотрела на меня не пронзительно, но с готовностью чем-то поделиться.
– Полгода назад, летом встретились – и всё, не можем расстаться, – Владимир тоже принялся смеяться.
Они посмотрели друг на друга с нежностью.
Полагаю, ей доставалось неплохо и от любовника, и от младшего брата, но она не переставала пить.
– Вот приехала ты с командировки – человек человеком, а сейчас! Страшно смотреть на тебя.
– Так и не смотри, – она вновь захохотала во весь свой хриплый голос, точно старая ведьма. Тощая, кто знал, в чём теплилась её душа…
– Не ругайтесь! – промолвила не без доброй улыбки я. Мы со студенткой Горного переглянулись.
Женщине понравился сей призыв, она чувствовала себя царицей, ей хотелось слезть с этих несчастных носилок на колёсиках, но всё никак не удавалось.
Показался травматолог.
– Это за тобой, – мужчина понизил голос.
– Хочешь, чтобы мне больно сделали?
– Хочу, чтобы тебя здесь оставили на недельку, хотя бы на сутки. Семья хоть отдохнёт.
Он говорил много и грубо, но в глазах обоих не проходила настоящая нежность. Я устроилась поудобнее – всё происходящее благодаря поздней ночи казалось театром. Передо мной разыгрывали банальную пьесу, но я верила, и не потому что хотелось, а потому что не могла не верить, столь талантливо подошли к своей работе немолодые актеры.
Её не без усилий увезли. Последними скрылись в комнате её чёрные носочки. Оттуда исходило:
– Мне больно, больно. Оставьте, прекратите.