Вольные фиолетовыми тенями вытекли из моросящей темноты и молча
встали перед дверью. Воротники под капюшонами были подняты до самых
глаз, да и те едва угадывались в тени. Гаэль помалкивал. Прежде чем
они ступили на трап, старик приказал держаться позади, и юноша
замер за его спиной, переводя взгляд со спутника на стражей и
обратно. Молчание не затянулось.
– Любезные господа... или дамы, – заволновались седые усы, – не
могу, простите, разглядеть, полагаю, вы знаете, кто я.
Плечи одного молчаливого изваяния едва заметно дрогнули. Второе
бросило на него быстрый взгляд.
– Вижу, что узнаете, – оживился альв, – тогда извольте, любезные
господа, доложить о моем приходе госпоже Талите.
Первый страж вновь непроизвольно вздрогнул и отрицательно
покачал головой. Гаэль, всерьез озадачившийся половой
принадлежностью обоих, забыв про стыд буравил взглядом низы
фиолетовых балахонов. Тщетно.
Второй страж положил первому руку на плечо. Тот, щурясь,
уставился на товарища, который сердито завращал глазами – иных
средств общения ни Гаэль, ни старик не заметили. Но мимического
спора хватило: первый, дернув плечом, открыл дверь и исчез во мраке
корабельного нутра.
Ворча далеким громом, выполз на небо сонный сутулый месяц,
распихал тучное месиво и принялся ворочаться в клочьях тумана. Альв
и его спутник скромно переминались на месте. Затосковавший Гаэль
искоса щурил глаза на бродившего за моросящей пеленой возницу— тот
продолжал одно за одним простукивать колеса повозки. Зрелище было
прескучнейшее.
В шхуне тихо шаркнуло, потом забренчало засовами, скрипнуло и
отворило дверь. Фиолетовый страж недружелюбно зыркнул на гостей и,
конечно же молча, ткнул пальцем в темный коридор. Альв только того
и ждал. Дверь за ними захлопнулась, погрузив коридор в совершенную
темноту.
По стенам коридора висели ковры, от которых веяло старостью. Не
той старостью, что пахнет табачным уютом каминного зала и теплой
негой роскошной спальни. Нет, от импровизированных драпировок несло
ветхостью, немощью. И, конечно же, плесенью — сырой морской воздух
был беспощаден.
Гаэль едва заметно поморщился и уголки его губ дрогнули, но
старик успокаивающе сжал плечо юноши и улыбнулся, глядя вперед. Там
молчаливый проводник прервал, наконец, бесшумное скольжение и
выпростал из тяжелого балахона тонкую бледную руку. «Да он же мне
ровесник», подумал Гаэль, и мысль, споткнувшись, вдруг неловко
поковыляла в совсем другом направлении: «может, все-таки, не он?..»
Но складки ткани все также надежно скрывали очертания, так что
вопросу суждено было остаться без ответа.