Автопортрет. Стихотворения. 1958–2011 - страница 5

Шрифт

Интервал

Доска – нам космос,

мел – звезда!

Что делается

Цветы на газонах шутами

танцуют, и сердится шмель.

Шатает дома и шатает

деревья неведомый хмель.

От ветра – ответ вероятный —

в аллеях отсутствует сор,

от ветра и грозные пятна

уходят с небесных озер,

от ветра и солнечный обруч

под моточиханье и треск,

пылая над крышами обочь,

на свой возвращается трек.

Откуда он, резв и приветлив,

тот ветер? Да что за вопрос!

Конечно же город проветрил

качелей воздушный насос,

где платья скрипучим маршрутом

то лепят фигур горельеф,

то вспучиваются парашютом,

упружьями ног засмуглев.

Не лужа, а сброшенный вымпел

с высот – синева разлеглась,

и жук, любопытствуя, выполз,

выпуклый словно глаз.

«Он жить любил грешно и жадно…»

Порваны струны гитарные, порваны,
Песни неспетые плавятся в памяти:
– Вороны черные! Старые вороны!
Что продаете вы, что покупаете?
(Ю. Шпильберг)

Он жить любил грешно и жадно,

но все кончается однажды,

и мир, который нажит,

бунтует беспощадно.

Вот щупальца пружинят под обивкой,

стол виден плахой, плащ висит наживкой.

Страх побежденный надвое расколот:

предощущаем бритвы острый холод,

и жарко сердце хочет биться.

Все решено самоубийцей.

Хотел он боль души избыть

и боль и прошлое забыть,

и бритва, что притягивала взгляд,

вдруг греется о горло наугад…

С самоубийцей этим я знаком, —

желанье жить есть божеский закон,

дающий волю пуле, и петле, —

он в неутешном выжил феврале.

«На стадионе…»

На стадионе

ветер студеный,

день у солнца на кончике,

а на старте

клок тетрадочный, скорченный

от любви не наставшей.

Отпредавшись восторгу свистания —

все полегче им, —

разошлись по домам и свиданиям

все болельщики.

Наступает пора новых матчей —

часы встреч,

и томится долговязый мальчик

между плеч.

Я, болея за нашу команду

и не чая ничьих,

слышу, слышу весны канонаду

в недалекой ночи,

потому что болельщик просто

за любовь:

– Целый час в твою пользу, подросток,

эта боль!

Гастроль

Над бутафорским датским королевством

мышей летучих лоскутки —

беззвучные аплодисменты.

Нет зрителей – ряды молчащих Гамлетов

сверяют свою совесть с той, мятущейся

на сцене ветхой, словно в мире целом

восстали тени сгубленных отцов.

Незримыми терзаемый страстями

рассудок сам – наполовину страсть:

как быть?..

Да разве ж не завидней одержимость

Следующая страница