— Я знаю, Айзек.
Даже двенадцать лет назад чёрный лёд был абсолютно неустойчив в
эфире. На глубине, под эфиром, он сразу себя показал, ещё во
времена ван Дреббеля. Агрессивный и злой в родной стихии, лёд
укутывал зазевавшиеся пароходы непроницаемым покрывалом, полз по
стенам, тянул щупальца во все щели, занимал собой пространство.
Медленный убийца — так звали его моряки. Но стоило подняться в
эфир, лёд мгновенно таял, будто что-то не выпускало его с изнанки.
Так было, пока однажды —11 февраля 1892 года — пароход «Спайси» не
пришёл в порт с оледенением на киле. Оно продержалось не более
получаса, прежде чем окончательно растворилось в эфире — вроде бы
ерунда, аномалия. Но с каждым годом, с каждым новым пароходом,
понимающимся с изнанки, лёд сохранялся в эфире всё дольше. Сейчас
официальный рекорд устойчивости льда был что-то около пяти
часов.
— По сотне раз за год мы проскальзываем через пасть самого
дьявола. Но стоит немного задержаться, переступить невидимую
границу дозволенного, и обратного пути не будет. Понимаете, куда я
клоню? Онтымэ для человека — всё равно, что для парохода погружение
под эфир. Одно дело пробыть на холоде несколько часов, совсем
другое — жить в нём месяцами. Всякий раз боюсь, что уже не буду
прежним.
— Видимо, не слишком боитесь.
Но мрачное настроение уже покинуло Айзека.
— А и на «Бриарее» беспрерывно сидеть по вашему примеру тоже
никак не возможно. Да и, знаете, за врагом присмотр нужен.
Айзек достал из кармана кулёк с мятными мишками, предложил
Макинтошу — тот отрицательно качнул головой.
Луораветланов доктор Айзек не любил категорически. «Попомните
мои слова, — говорил он, — этот тихий омут однажды нас удивит
пренеприятно».
Тихим омутом Наукан, конечно, не был. И ещё двенадцать лет назад
луораветланы так удивили британцев, что большего и не требовалось.
Страшная та история сразу же сделалась государственной тайной,
которую Макинтош предпочёл бы никогда не знать. Но он не только
знал, он сам был частью этой тайны. Единственным выжившим
свидетелем «Инцидента» — таким аккуратным словом в официальных
бумагах обозначали мучительную смерть пассажиров и команды парохода
«Клио».
Раздался звонкий шум шагов — по телескопическому трапу спешил
старший помощник Джим Кошки, прибывший на умаяке вместе с
пассажирами. Когда он предусмотрительно по широкой дуге обогнул
Цезаря, тот утробно заворчал — издавна пёс испытывал к старшему
помощнику сложные чувства.