В этот самый момент птенец лихорадки принялся решительно
прогрызать себе дорогу наружу. Капитан едва удержался от
болезненной гримасы.
— Назад, Цезарь, — столь недвусмысленно прозвучал приказ, что
механическая логика пса не смогла ничего ему противопоставить.
Цезарь неохотно возвратился к трапу.
— То-то же! Знай своё место! — неприятно прошипел Кошки себе под
нос.
Капитан покосился на него неодобрительно.
— Кошки, догоните носильщика и проводите его к Мозесу, — сказал
он. — Лично. Немедленно.
Кошки побледнел, услышав это унизительное поручение, но не
сказал более ни слова, а поспешил по коридору вслед за обезумевшим
томми. Айзек печально проводил его взглядом и философски
заключил:
— Пусть неуклюжий томми будет самой большой нашей бедой.
Макинтош не слушал его. Не помогал больше табачный дым — птенец
бесновался в солнечном сплетении, когтями и клювом врезаясь в
нервный узел. Болезнь, подаренная луораветланами,
прогрессировала.
Несчастный случай в эфире («Таймс», 12 февраля
1892)
11 февраля при выходе в эфир потерпел крушение пароход
«Клио». В результате столкновения с неопознанной лодкой, трагически
погибла вся команда (в том числе — капитан Питер Дьюринг) и один из
пассажиров — юная Марта Макинтош. Наши соболезнования семьям
погибших.
[1] Умаяк — большая лодка
(луораветланск.)
[2] Онтымэ — спокойный, негромкий
(луораветланск.)
Спать нельзя.
Только не сейчас.
Мити дурно от густых цвето-запахов, и она едва держится под
натиском снотворного, которое вколол ей томми.
Пока плыли на умаяке, Мити, запертая в металлическом брюхе
томми, думала, что хуже и быть не может. Прежде она имела дело
только с портовыми томми, почти бесцветными, никогда не видевшими
изнанки — ничего примечательного. Не таков томми-похититель. Старый
металл его хранит отпечатки многих путешествий, потёки британских
эмоций, ржавые пятна, оставленные изнанкой. Но самое страшное
прячется у него в голове. Маленькая Тьма. Недобрая и любопытная,
она ещё в умаяке тянула к Мити свои робкие пока щупальца. Мити
сопротивлялась, лавировала в волнах цвето-запахов и чувствовала:
совсем немного — и силы оставят её.
Здесь, на «Бриарее» она поняла, что всё только
начинается.
Цвето-запахи — крепкие, душные — обступили Мити плотной стеной,
и спрятаться от них невозможно. Она чувствует каждого пассажира на
борту. И каждого, кто бывал здесь раньше. Мити тонет, захлёбывается
в сотнях, тысячах британских цвето-запахов. Никакие встречи с
онтымэ не сравнятся с таким. И Тиккерей Канис, который ещё пару
часов назад страшил Мити, и весь британский