А Степка, видимо додумав, развила бурную деятельность. Подперев
зеркальце поленцем так, чтобы оно пряменько стояло, подложила с
одной стороны блюдца щепку. Судя по насупленной мордашке сестры,
результат ее не удовлетворил – вода лишь чуть отражалась в
зеркальной поверхности. Но трогать маменькино зеркальце, дабы
поставить напротив своего, Степашка не посмела.
Данька царапал ногтем льдинки на подоконнике и ждал. Скорей бы
уж все началось.
Сестра еще помоталась по избе, уронила ухват, каким-то образом
умудрилась сбросить чугунок с печки, слава богу, пустой, попищать
по этому поводу и выгнать кота в сени, объяснив что он может
помешать гаданию. Нахмуренный Данька прибрал разгром: засунул
чугунок обратно, спрятал ухват за печь, и усадил сеструху за стол,
поставив перед ней блюдо с пирогами. Хоть на чуть-чуть угомонится.
Подумав, растопил самовар и через двадцать минут они чинно
восседали за незанятой приготовлениями частью стола и
чаевничали.
Вскоре объевшаяся Степанида начала клевать носом, а Данька еле
слышно выдохнул – кажется, получилось, не будет никакого гадания.
Страх чуток отступил, но когда сеструха встрепенулась и рванула к
окну – проверить как высоко стоит луна, накинулся в утроенном
размере. Сглазил-таки свою удачу. Тускло-желтая, какая-то
неопрятная луна оказалось на месте, и Степка побежала судорожно
гасить свет да, запалив щепочку в печи, принялась зажигать свечи.
Вспыхивающие радостные огоньки освещали ее абсолютно бледное лицо и
чуть дрожащие губы.
Данька чувствовал себя не лучше, но крепился и не показывал
ничего. Зажав в руках остывающую кружку с малиновым чаем, он во все
глаза наблюдал за сестрой. Когда сеструха решительно уселась перед
зеркалом, позвал ее тихонечко:
– Степашка…
Сестра взвизгнула и подпрыгнула, толкнув руками стол. Тяжелый,
сделанный из крепкого дуба, как и вся остальная мебель в доме, он
устоял на месте, только вот вся тщательно построенная композиция
чуть закачалась. Степанида, затаив дыхание и сцепив пальцы,
наблюдала за шатающимися свечами, отражающимися огненными
всполохами в зеркальце и моля про себя: «Только не упади! Только не
упади!». Да до того увлеклась этим, что и не заметила, как
зеркальная поверхность становилась все темнее и темнее, словно
царящая за окном ночь пробиралась тонкой струйкой в зеркальце.