– Что? – шепотом откликнулась девочка, неотрывно глядя на
зеркальце и свечи.
– А мне-то что делать? – мальчонка продолжал судорожно сжимать
кружку, чувствуя, как холодеют руки, несмотря на обжигающее тепло
горячей жидкости. А сеструха вдруг носом хлюпнула да и позвала
жалобно:
– Дань… Иди сюда.
Данька тут же кружку отставил да и перебрался поближе к
Степаниде. Даж обнял ее рукой за плечи – старший брат ведь,
защищать сестру родную должен. А Степка даж враз приободрилась, да
и принялась нараспев проговаривать:
– Ряженый-суженый, приди ко мне ужинать…
Словечки капали, точно воск расплавленный от свечей плачущих, а
чернота в зеркальце все темнее становилася, а отблески свечные все
тускнели да тускнели.
Степашка-от не замечает, а Данька – Данька видит, до страха,
горло стискивающего да в пальцы холодом пробирающимся. Сказать – не
сказать, непонятно, но сеструху обнял покрепче. А та тем временем
продолжала заговор нараспев сказывать:
– Я тебе на стол накрою…
Смотрел-смотрел мальчонка во все глаза на зеркальце, и вдруг
точно толкнуло что, перевел взгляд на блюдце, а в нем – одна тьма.
Ни одного проблеска, только серый клубящийся туман. Тут уж Даня не
выдержал, выдохнул дрожащим голосом:
– Сте-епашка…
Да только вот горло словно осипло, и слова все наружу никак
выходить не хотели – только еле слышным сипом. Сеструха же, ничего
не замечая и не слыша, самозабвенно пялилась в зеркальце,
выговаривая, чем дальше, тем громче:
– Уложу я спать с собой!
Задержала на миг дыхание, да как взвизгнет:
– Данька!
Из зеркала смотрело на них пристально лицо, словно из тумана
белесого сотканное, а заместо глаз – черные провалы в никуда. В
сенях потерянной душой, предвещающей что-то нехорошее, взвыл
кот.
Застыл Данька статуей снежной, не в силах ни пальцем двинуть, ни
голову повернуть. Взгляд с той стороны притягивал и не собирался
отпускать, точно колдовством приманив. А чуток погодя из трещинки
щупальце белесое полезло, да и потянулось к Степаниде. Медленно,
неторопливо и до того страшно, что Степка пискнула – слабенько, да
только Данька тотчас очнулся – дуреха, бежать же надо! Толкнул он
изо всей силы ничего не соображающую сестру, да так, что она
кубарем со скамьи скатилася, да и затихла на полу. А щупальце же, в
нее целившееся, в мальчонку-то и вонзилося! Прямо в горло, дыхания
лишив и возможности двинуться. Выгнанный Степанидой из комнаты
Бандит продолжал выть и изо всех сил биться в дверь в тщетной
надежде спасти хозяина.