Между тем продолжил незнакомец речь свою неторопливую:
– Так вот, Даня, я теперь твой суженый, – и посмотрел так
серьезно, что у мальчика перехватило дыхание. Да как же такое
быть-то может? Не девочка ж! – Вот не помешал бы ты, была бы твоя
сестра моей женой, купалась бы в довольстве, жемчугах и каменьях, а
теперь тебе придется.
– Что придется? – чуть слышно уточнил Даниил.
– Быть моей женой, – спокойно пояснил пришелец. – Ты пока еще
маленький, как подрастешь, я за тобой приду, помни об этом. Да,
чуть не забыл, – вдруг спохватился мужчина, глядя на вконец
очумевшего и уже ничего не понимающего Даньку. – Захочешь
кому-нибудь сказать обо мне, худое ли доброе – уста твои замкнутся.
– Холод опустился на губы мальчика, напоминая о прикосновении
черта. – Захочешь с кем-нибудь поцеловаться не по-братски – дыхания
лишишься.
Горло мальчонки точно вновь щупальцем проткнуло туманным, весь
воздух перекрывая, до ужаса первобытного. Однако ж не успел Данька
ничего сделать, как все вернулося, как было, только вот мир стал
ярче, чище и выпуклее. Словно и не темь вокруг, а горят свечи
темные, освещая все, а ведь света-то нигде не видно!
– Захочешь разделить ложе с кем-нибудь без поцелуя – осерчаю. Ты
понял?
Закивал судорожно мальчонка, взрослый ужо настолько, чтобы
понять и последнюю фразу черта. Все ж таки не господский сын,
сызмальства все видел и знал, зачем взрослые спят вместе.
– Вот и отлично, – заулыбался черт, отпивая чай.
А одуряющий аромат малины все разливался и разливался по комнате
из чашки, заставляя кружиться голову. Словно и не дома в святочную
ночь хладную сидишь, а лежишь аккурат посреди теплой летней
полянки, а вокруг мураши бегают, бабочки летают, пчелы да шмели
жужжат. Парит, как перед грозой, и от того все запахи чувствуются
так сильно-сильно. Данька утонул бы в этой летней неге, если бы не
Бандит. Кот все пытался пробиться к хозяину, бедой поглощенного
почти полностью, и выл не хуже вытьянки, потерянной души.
– Так, что же тебе оставить на память? – пришелец как ни в чем
не бывало продолжал чаевничать, разглядывая соседа по лавочке.
А Даня сидел ни жив, ни мертв, не смея шевелиться, да все никак
не мог поверить, что вот это все происходит с ним, с Данькой. Что
черт говорил про него как про жену. Чертям ведь не нужны жены,
только души человеческие, богом охраняемые. А этот не боится
боженьки – вон к самым иконам подошел. Да и не может быть он,
Данька, женой. Он же мужчина, муж…