– Остынь, парень! Тракт людный, ныне
обоз за обозом идёт. Лес просматривается, как на ладони, и дорога
широкая. Разбойникам здесь укрыться негде, – уверенно заявил
охранник постарше, подъехав к карете.
Милантий пристыжено опустил голову.
Однако мучительное предчувствие неминуемой беды, ощущение, словно
вот-вот случится нечто очень плохое, юного мага всё-таки не
отпустило. Парень сжался в комок, его знобило от нарастающего,
неуправляемого страха.
Тихий, тёплый вечер постепенно
перетёк в светлую, лунную ночь. Охранники мирно дремали в сёдлах.
Основная часть пути осталась позади. Ещё оборот – и лес закончится.
А за лесом находилось большое село и гостеприимный постоялый
двор.
Стараясь побороть охватившую его
панику, Милантий судорожно сглотнул. Будущий маг уже ничуть не
сомневался – нечто опасное и злое притаилось в мирном лесу, выжидая
удобный момент для нападения. Юноша умоляюще посмотрел на опытного
дядьку Будана. Кучер пожал плечами и успокаивающе хлопнул парня по
плечу.
***
За поворотом обоз выехал на широкую
поляну. Внезапно охранник, с которым не так давно разговаривал
Милантий, вскрикнул и свалился с коня. Юноша успел заметить древко
стрелы, пронзившей спину мужчины.
Раздался чей-то испуганный вопль.
Поляну озарила яркая вспышка, и послышался лязг мечей. Дядько
Булан, приподнявшись в седле, отчаянно закричал, понукая лошадей.
Ещё одна вспышка, и карета начала заваливаться на бок. Кучер грубо
толкнул Милантия в спину, и парня снесло с облучка. Мгновенная
оглушающая боль – и темнота…
Сознание возвращалось медленно.
Пелену забытья прорвали голоса извне. Боль сдавила голову стальным
обручем. Сдерживая подступающую тошноту, та, что выдавала себя за
Милантия Хована, приоткрыла глаза и сглотнула солёную, с привкусом
крови, вязкую слюну. Сквозь густую поросль молодого ельника хорошо
просматривалась залитая призрачным светом полной луны поляна.
Девушка с трудом приподняла тяжёлую
голову, пошевелила пальцами рук и ног. Руки и ноги работали,
значит, позвоночник не сломан. Она справится, только нужно немного
времени! Сухими губами прошептала «Рада», её собственное имя, затем
попробовала встать и бессильно распласталась на траве. Боль и
слабость сковали израненное тело.
Протяжный женский визг острым сверлом
пронзил мозг.
– Улыбайся, тебе говорю! Улыбайся,
грязная шлюшка! – проговорил где-то поблизости низкий мужской голос
со странным шипящим акцентом.