Здесь, постепенно привыкая к смерти,
Я начинаю думать, что живу.
***
Милая, этой зимой, в больших снегах,
Мне повстречался кочевник с прозрачной кожей.
И вот теперь я знаю того, кто может
С помощью имени уничтожать «врага».
Больше семи веков он совсем один,
Ищет ещё неназванных на планете.
Он в палестинских пустынях бродил, как ветер
И наконец, добрался до вечных льдин,
Чтобы в пределах своих ледяных чертогов,
Мертвой реке прошептать: «ты ещё жива».
Он и предчувствие может одеть в слова,
Так появилось холодное слово «тревога».
Больше никто не верит смешным приметам,
Каждый теперь отмечен своим венцом.
Просто безликий мир приютил поэта,
И в благодарность за это обрёл лицо.
То, что рождало на сердце густой туман
И превращало ливанские кедры в плаху,
Он иногда называл первобытным страхом…
Милая, мне бы о нем написать роман.
Он рассказал мне историю мира вкратце,
И несмотря на то, что грядет война,
Я назову твои страхи по именам,
И больше нечего будет тебе бояться.
***
Она говорит:
«Мы построим корабль бумажный,
Сплетем паруса из клубка паутинных нитей,
Ведь мы же мечтали в открытое море выйти,
Есть только вино и стихи, остальное не важно.
Ты только пиши, что бы ни было там, пиши,
Создай человека в тумане графитной пыли,
И если в ответе за тех мы кого приручили,
Позволь мне остаться в пределах твоей души.
А помнишь, ты мог поворачивать время вспять?
Скажи только, я принесу карандаш, бумагу»,
А мне бы «Старик и море» перечитать,
И научиться мужеству у Сантьяго.
Она говорит:
«Нас такими придумал Бог,
За вычетом частного ада – мы воины света,
До встречи с тобой я жила за плечом поэта,
Которого бесы буквально сбивали с ног.
Не бойся, я буду с тобой до последних дней,
Ты только не думай о смерти, забудь о ней.
Когда мы навстречу шторму пойдём вдвоем,
И темные воды придут за своей наживой,
Ты просто напишешь два слова: «остались живы»,
Всего лишь два слова, и мы никогда не умрем.
***
Думаешь ты в безопасности?
Мятный чай,
Свитер с оленями больше на два размера.
Знай же – на книжной полке, спиной к Гомеру,
Томик стихов просыпается по ночам,
И шелестит страницами. в тонком сне
Он говорит с тобой только о самом важном,
Слышно, как борется сердце его отважно
С глубоководным текстом, на самом дне.
Каждую ночь ты общаешься с тем поэтом,
Но просыпаясь не помнишь уже об этом.
Не попади в эти ритмы при свете дня,