Чёртово городище — это, бают, он
велел чертям ему крепость построить. Всё чин по чину — те
понатащили камней неподъёмных, начали стены складывать, пруд
посередине вырыли, ров вырыли, вал насыпали, колодец вот сделали…
Вот только время Кудеяр не рассчитал — не успела нечистая сила
до рассвета дело закончить. Как только петух прокричал — черти
стены недостроенными бросили, камни где несли — покидали, да
бросились все врассыпную, дырок в камнях когтями понаделав…
Ждан уже засыпал, и тихий голос
священника как будто уносил его куда-то в сказку…
— Много чего с Кудеяром на Руси
ещё случалось, но я тебе не буду рассказывать ни про его каменного
коня, ни про проклятую дочь Любашу, ни про разбойницу Анну, ни про
Болдыря — так не одну неделю языком чесать можно…
Под конец жизни Кудеяр раскаялся и к
Богу обратился. Помнишь, мы с тобой говорили про то, что никогда не
поздно за ум взяться? За все грехи его многочисленные велено ему
было срезать своим знаменитым ножом разбойничьим по кличке «Жало»
вековой дуб. Мол, как дуб падёт — так и будут все твои грехи
прощены. И сидел, значится, Кудеяр, уже третий год дуб резал, а
работы было ещё — без края! Но тут ехал мимо злой князь
Глуховский…
Что там случилось у Кудеяра с князем Глуховским, Ждан так и не
узнал — заснул[4].
[4] Желающие узнать финал этой истории
могут найти его в поэме Некрасова «Кому на Руси жить хорошо».
И приснился ему страшный мужик,
заросший сизой бородой и в красной шапке. Он смотрел — но не
на Ждана, а как бы вглубь его. И была в этом взгляде такая сила,
что Ждан почувствовал себя не ребёнком даже — муравьём,
пылинкой.
Мужик подёргал себя за бороду, и
вдруг сказал:
— Так, так! А непростой ты
паренёк, подменыш, ой, непростой. Скоро третье имя сменишь при
едином-то облике. Я уж молчу про то, прошлое имя, нездешнее. А
непорядок это!
Он подумал секунду и утвердительно
кивнул:
— Непорядок!
После этого мужик что-то пробормотал
себе под нос, затем щёлкнул пальцами, топнул, свистнул
по-разбойничьи…
И исчез, как будто и не было его.
Когда Ждан проснулся, батюшка так и
стоял на коленях, беззвучно шевеля губами. Похоже — молился
всю ночь.
Заметив проснувшегося ученика,
батюшка быстро поднёс палец к губам, напоминая о необходимости
молчать, закончил молитву, кряхтя, поднялся с колен, и
поинтересовался: