Лицо Ждана мгновенно приняло ещё
более вопросительное выражение.
— Да, да, не таращи очи. Они всё
слышат. Что видят — не поручусь, но слышат точно. Просто
пошевелиться не могут. Ты ведь помнишь, какой у меня Дар?
Ждан уверенно кивнул. Забыть, что
старый священник — адепт Познания, было просто невозможно,
особенно тому, кто у него отучился несколько лет.
— Тогда ты понимаешь, что я знаю
множество странных вещей. В их числе — несколько весьма
занятных рецептов ядов, которые я как-то получил в награду за
помощь в одном весьма деликатном деле. Не у нас, конечно, у нас
ядами обычно не заморачиваются — сразу сталь под рёбра суют, а
то и просто кирпичом по голове приголубят. Нет, это было в одном
древнем южном городе, когда-то вольном, а ныне платящем дань
ордынским царевичам. Я тебе рассказывал, помнишь? Пониже наших
лесов идёт Великая Степь, а вот за ней начинаются старые города, в
которых живут древние народы, которые много чего интересного
помнят. И меня туда однажды занесло. Ну это так, к слову.
Так вот, один из этих ядов очень
интересно действует — он не убивает, но на какое-то время
плоть человеческая как будто каменной становится.
«Господи, как же здесь сложно, —
подумал Ждан. — Сколько слов вместо того, чтобы просто сказать
«нервнопаралитического действия».
А священник меж тем продолжал:
— Причём каменеют люди сразу, яд действует мгновенно. Если
он в рот попал — даже перстом не пошевелить, не то что
пясть[1] сжать.
[1] Пясть — кулак. Отсюда
«запястье» — то, что находится за кулаком.
Я именно потому и сидел здесь в
кустах, дожидался, когда эти супостаты обедать соберутся. Примерно
через полчаса отпускает потихоньку, но вот на сей раз уже не сразу,
постепенно. И могут быть всякие нехорошие последствия. С этим ядом
самое сложное — правильная доза. Если переборщишь — даже
помереть могут. Не от яда, он не смертельный — просто члены
настолько сильно каменели, что люди даже вздохнуть не смогли, и от
удушья кончались. Но ты не бойся, эти трое все дышат, я уже
проверил. С четвёртым тоже всё нормально было бы, да поторопился
ты. Но это я тебе потом объясню.
— А что там объяснять, —
вдруг раздался невнятный голос Косолапа, наконец-то закрывшего
раззявленный рот. Шевелиться у разбойника ещё толком не получалось,
но говорить уже мог, пусть и как с горящей картошкой во рту, или
как после ядерной анестезии у стоматолога. — Как будто секрет
какой. В месте силы тебе, парень, даже говорить нельзя, а ты чуть
человека жизни не лишил. За это можно такой Дар получить, что
Берсерк шуточками покажется. Запросто Зверя словить мог. Дед тебя
спас, его рука последняя, он поляка добил и на себя этот грех взял.
Тебе, паря, я скажу, вообще с этим попом за всю жизнь не
расплатиться.