— Да кто хошь, — рассеянно
ответил егерь. — Любая нечисть. Леший, домовик, гумённик,
овинник, чёрт, колдун, русалка, лисова ведьма, мара, стрыга…
Особенно, говорят, банник с женой-обдерихой это дело любят, поэтому
в бане за детьми глаз да глаз нужен, и до года по имени называть
нельзя! И вообще — ты его когда из виду упускала?
Лушка замялась, но всё-таки
ответила:
— Там… Когда всё это произошло.
Я тогда сомлела, не знаю, что с ним делали. Но это всё на дороге
было.
— Не на перекрёстке? —
сразу спросил лесник.
— Нет, просто на дороге.
— Это хорошо, а то нечисть
перекрёстки обожает, — немного успокоился хозяин. — А
ещё?
— Ещё в лесу, после волков,
когда в сугробе сидела и плакала. Ну, когда ты меня нашёл. На него
не смотрела, не до него было. Он так и висел сзади.
— Так я и думал — леший!
Значит, красноплешый забаловал, — уверенно заключил
Тит. — Слушай, а еды у нас не пропадало? Ты ж готовишь, должна
была заметить.
Лушка глубоко задумалась, а потом
покачала головой.
— Нет, не замечала. Да нет,
сразу было бы видно — мы ж почти все твои припасы подъели. А
что?
— Да так. Жрут подменыши много.
Случай такой был — подменили людям дитё, а те и не замечают.
Родные вообще не видят подменышей, им нечисть глаза отводит. А тут
проходил как-то мимо старичок-прохожий, калика-побирушка. Ну и
ночевать у них остался. А старичок тот знающий был — он сразу
понял, что тут нечисто. Больно уж голова у младенца вытянутая
была — как у рыбы прям. Водяного это был подменыш — мать
купалась на поздних сроках, омутник и подменил внутри её ребёнка.
Утром все в поле пошли, а старичок в углу спрятался, шубейкой
накрылся, а через дырочку смотрит. Только все за порог —
нечисть из колыбельки выкарабкалась, к столу кинулась — и ну
жрать! От каравая откусывает своей головой плоской, молоком
запивает, давится, молоко течёт… Страсть! Старичок потом родителям
и рассказал всё. Долго их убеждал, потом уговорил всё-таки —
бросила мать обменыша в воду, а тот не потонул. Плывёт по речке, и
кричит оттуда: «А, догадалась! А то было бы тебе!». Вернулись в
избу — а там их дитё лежит, живое и невредимое,
красивое-распрекрасное! Вот так вот бывает.
Лушка плакала. Ей было очень жалко
Ждана, но с другой стороны — ей было смертельно страшно. А
вдруг и впрямь её ненаглядного «маленького» подменили? Тогда его
надо выручать, пока не поздно.