однако возникшее между ними отчуждение стало
естественным наследием тех дней. Королева Наваррская
оставалась его единственной союзницей в этом
враждебном городе, и Генрих был признателен ей за это.
И все же теперь у нее была своя жизнь, в
которой ему не находилось места.
И вот Генрих, как тогда, в первую
брачную ночь, в сорочке до пят и в сопровождении
внушительной свиты, призванной в свидетели, прошествовал в спальню
своей жены. «Спасибо, хоть в кровать их тащить не
придется», – с некоторым раздражением подумал он,
оставив за дверью толпу придворных.
Марго сидела за туалетным столиком и,
убрав за ухо непослушные пряди, сосредоточенно что-то
писала. На ней поверх пеньюара была надета теплая
накидка, из-под полы которой выглядывал изящный
носочек расшитого серебром мехового сапожка. Сейчас она казалась
очень домашней, совсем как жена какого-нибудь
провинциального барона, проверяющая перед сном отчет
управляющего.
Она рассеянно кивнула ему и
продолжала свое занятие. Генрих уселся в кресло,
ожидая, пока она освободится, и стараясь не мешать.
Наконец Маргарита отложила перо и повернулась к
нему.
– Ну и что вы расселись, будто на
представлении? Раздевайтесь и ложитесь в постель,
– велела она.
Генрих ухмыльнулся, потом послушно
сбросил сорочку и забрался под одеяло. Простыни были ледяными, но
Генрих почти не замечал этого –
беарнское воспитание и ночные
вылазки в горы делали свое дело. Он
оперся на локоть и с интересом посмотрел на нее.
– Я был бы, конечно,
весьма польщен, если бы только страстное желание
встречи со мною заставило вас пригласить меня сюда, –
начал он, – но, боюсь, здравый смысл протестует против такого
предположения. Вы хотели мне что-то сказать,
мадам?
Она сняла накидку и села на край
кровати.
– Да, – рассеянно ответила
она. – На днях я виделась с матушкой, и
она, оказывается, весьма заинтересована
нашей супружеской жизнью, –
Маргарита замялась. Генрих удивленно вскинул
бровь.
– Вот как?
– Она хочет добиться у Папы нашего
развода. И просит меня подтвердить, что вы более не являетесь мне
настоящим мужем.
Генрих рассмеялся.
– Ну так передайте ей, что я
раскаиваюсь и готов исправиться. Хоть прямо сейчас, –
он потянул ее к себе.
Она с
досадой выдернула руку.
– Если бы Господь не
обделил вас мозгами, и вы могли думать головой, а не другим местом,
вы