, по крайней мере, понимать, что же
все-таки доподлинно известно следствию. Генрих же
ничего не знал об этом, ибо сразу после ареста оказался в полной
изоляции. Часто он спрашивал себя, кто донес на них
королю. Перебирал в уме имена, останавливаясь на одних и отбрасывая
другие, не желая верить, но понимая, что поверить
придется. В конце концов он решил, что
это был кто-то из людей д'Алансона, и
стало немного легче, но тоскливая саднящая боль не оставляла
его.
Часами он блуждал по своим
зарешеченным хоромам, маясь от неизвестности и стараясь придумать
хоть какую-то стройную версию событий, но каждый раз с
унынием вынужден был признать, что ему
все равно не поверят. Остановившись
на этой неутешительной мысли, он понял, что единственный выход в
том, чтобы отпираться от всего, пока не наступит хоть
какая-нибудь ясность.
Допрос у короля
подтвердил верность избранного пути.
– Видите ли, сир,
– объяснял Генрих свое вопиюще странное поведение в день ареста, -
Варфоломеевская ночь навсегда приучила меня бояться непрошенных
гостей. Я побежал, поскольку не знал намерений этих людей и
опасался за свою жизнь.
– Ну что ж,
допустим, – хмыкнул Карл, – но откуда же вам было известно о
полке гугенотов, ожидавшим вас за воротами дворца?
– Мне не было об
этом известно, – с достоинством отвечал Генрих. –
Я не знаю, откуда в самом сердце королевства взялись
вражеские солдаты. Думаю, этот вопрос лучше задать начальнику
королевской охраны господину де Нансею. Если бы его люди не считали
на службе ворон, то ничего подобного бы не
случилось.
На сером изможденном
лице Карла отразилась усталость. Король полусидел, опираясь на
подушки, и было видно, что он мечтает лишь закончить поскорее дела
и остаться в одиночестве.
– Я сам знаю, кому
и какие вопросы мне задавать, – отвечал он, не
глядя на своего зятя. И все же в его голосе
послышалось сомнение, заронившее в сердце Генриха робкую
надежду.
Когда Генриха уже уводили, король
вдруг остановил его и негромко, стараясь снова не раскашляться,
произнес: «Будьте любезны, друг мой, не откажите в
беседе господину Дижону. Иначе мне будет уж очень
сложно поверить в вашу невиновность», – и Генрих
понял, что не откажет.
***
С этим человеком,
по-своему весьма примечательным, Генриху довелось
познакомиться уже на следующее утро.