Мэтр Дижон, старший следователь двора
и правая рука королевы-матери, с любопытством
разглядывал короля Наваррского своими подслеповатыми вечно
слезящимися глазками, и под этим взглядом Генрих чувствовал себя
даже хуже, чем на давешнем допросе у Карла.
– Вас подозревают в чудовищных
преступлениях, сир, – говорил он, и голос его был ласков и
участлив. – Ни много ни мало, а заговор против короля и покушение
на жизнь его величества. Если вы будете запираться, то
просто не сможете отвечать на обвинения. Вы уверены, сир, что
избрали верную тактику? Какова
бы ни была правда, но,
по-моему, она все-таки
лучше чужих наветов.
На мгновение Генрих заколебался. В
словах старого судейского чиновника было разумное зерно. И
все-таки Генрих понимал: правда спасает
лишь невиновных, да и тех не всякий раз.
– Обвинения надобно доказывать,
сударь, – устало отвечал Генрих. – А мне не в чем признаваться.
Мудрость и милосердие короля – вот главная моя надежда.
Допрос длился еще
несколько часов. В свою камеру Генрих возвращался совершенно
выжатым. Он чувствовал, как кольцо вокруг него сжимается, и не
знал, сколько сможет еще продержаться.
Излишнее усердие всегда больше
губит, чем улучшает
Плиний Младший
Тазик для умывания опасно нависал над
кроватью и подрагивал в неумелых руках, грозя перевернуться прямо в
постель. В одной руке новый камердинер короля Наваррского сжимал
кувшин, в другой судно, а для того, чтобы подать
полотенце, ему понадобилась бы третья.
Когда Генриха поместили в
Венсенский замок, от него удалили
всех его лакеев, и службу при особе короля Наваррского несли теперь
тюремщики этой цитадели. Камердинером назначили этого
самого господина Дидро. Он оказался на редкость
бестолков, однако, в отличие от прочих, внимателен
и даже почтителен к своему опальному господину.
Ему как будто казалось честью прислуживать столь высокой особе,
пусть бы даже и помещенной в тюремную
камеру. Генрих, приученный ценить доброе
отношение, старался не злиться на его неловкость, оставаясь
приветливым и терпеливым, однако, когда тазик в очередной раз
накренился, и из него на пол полилась струйка воды, Генрих не
выдержал.
– Да поставьте вы его
уже куда-нибудь!
– Простите, ваше
величество, – испуганно ответил Дидро, водружая злосчастную
посудину на прикроватный столик.