– Знаете, сударь, я все удивляюсь,
что же такого победительного в идеях протестантизма? Отчего столько
людей проливают за них кровь? – с выражением вежливого внимания на
лице интересовался незнакомец. – Не могли бы вы разъяснить основы
вашего вероучения – быть может, мне захочется их разделить.
– О, сударь, боюсь, я не силен в
теологии, лучше бы вам задать этот вопрос какому-нибудь пастору, –
ответил Миоссен, подозревая подвох и не желая вступать в
дискуссию.
– Не сильны в теологии? – удивился
тот. – То есть вы и сами не понимаете, за что воюете?
Они подошли совсем близко, и Генрих
отлично разбирал каждое слово.
– Всякий должен заниматься своим
делом, – сказал Миоссен, понемногу раздражаясь. – Наши пасторы
весьма умны и образованы, они больше понимают в тонкостях
вероучения.
– Очень жаль, месье, что вы умны не
достаточно. Но вы правы, ум солдату – что совесть чиновнику: только
вредят карьере.
Миоссен вспыхнул, и Генрих решил
вмешаться, пока дело не дошло до драки.
– Простите, сударь, а вы военный или
чиновник? – поинтересовался он, беззастенчиво пользуясь своим
статусом принца крови, позволявшим влезать в чужой разговор. – Вы
говорите с таким знанием дела, что за вашу карьеру можно не
волноваться. Ни ум, ни совесть ей точно не навредят, – добавил
Генрих и улыбнулся с той оскорбительной любезностью, которую
отлично усвоил в своем придворном детстве.
Впрочем, собеседник совершенно не
смутился, в глазах его мелькнули веселые огоньки.
– О, ваше величество, ни то ни другое
– ответил он, изящно поклонившись королю Наваррскому. – Позвольте
представиться, шевалье д’Англере к вашим услугам. Придворный шут.
Я, как видите, дурак по должности, и моей карьере ум
противопоказан. Не говоря о совести. И вы правы, я отлично без них
обхожусь.
Придворный шут! Этого Генрих точно не
ожидал! Оценивая неброский, но явно дорогой колет этого дворянина,
цепкий взгляд, грациозную вальяжность движений, Генрих рассчитывал
услышать что угодно, но только не это. Д’Англере же, довольный
произведенным впечатлением, спокойно закончил:
– Если вы задержитесь при дворе, сир,
то сами убедитесь, что без этих обременительных достоинств
возможности здесь много шире. И некоторые ваши единоверцы легко это
подтвердят.
– Я вижу, вы хорошо усвоили
придворные нравы, – заметил Генрих. – И действительно прекрасно им
соответствуете.