Восход стоит мессы - страница 258

Шрифт
Интервал


– Не стоило беспокоиться, сир, – с легким удивлением заметил Жан. – Просто ремень отсырел.

– Агриппа! Монморанси! Сюда! – крикнул Генрих, не отвечая. Он в упор посмотрел в лицо приятелю. Наткнувшись на его взгляд, тот внезапно побледнел.

Вдруг Жан де Лаварден резко хлестнул своего коня, кобыла рванулась в сторону. Считанные секунды требовались ему, чтобы скрыться в сумерках, но крепкая рука Генриха Наваррского, ожидавшего этого маневра, перехватила поводья. Лошадь взвилась на дыбы, и лишь благодаря тренированным мускулам оба всадника не вылетели из своих седел.

Стоя-ять! – заорал Генрих не своим голосом. Поводья рвались у него из рук, обдирая ладони, Генрих ничего не видел перед собой, стараясь лишь удержать испуганное животное.

Раздался выстрел и судорожное ржание. Лошадь Лавардена рухнула, как подкошенная, придавив собою всадника. Краем глаза Генрих увидел, как д’Арманьяк опускает дымящуюся аркебузу. Когда Лаварден с трудом выбрался из-под трупа коня, морщась от боли, д’Обинье и Монморанси уже держали его на прицеле.

– Оружие на землю! – приказал король Наваррский, переведя дыхание, и Лавардену ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Перевязь с ножнами упала в снег. Д’Арманьяк спешился подобрал ее.

– И куда же это вы собрались, интересно знать? – язвительно поинтересовался Генрих. – Уж не за подмогой ли к своим товарищам из отряда Гиза?

Лаварден не отвечал, но все и без того было ясно. По знаку короля Наваррского Рене де Фротеннак связал пленнику руки. Генрих не отрывал взгляда от лица Жана. Он ожидал, что тот будет оправдываться или, наоборот, требовать объяснений, но старый друг молчал, и это было убедительнее всяких слов.

– Вы ничего не хотите мне сказать, господин де Лаварден? – спросил все же Генрих.

Он и сам не знал, до какой степени еще надеется, что сейчас все разъяснится. Вот теперь Жан сообщит ему что-то такое, что смогло бы разом перечеркнуть всю очевидность страшной измены, и Генрих вновь раскроет ему свои объятия и скажет: «Почему же вы молчали? А я-то уж чего только не подумал!» и устыдится, что оскорбил друга подозрением.

– Нет, сир, – коротко ответил тот, глядя в сторону. Ему не было прощения, и он знал об этом.

– Но почему? Почему вы сделали это? – Генрих догадывался, но должен был услышать сам.

– Не