Вечером заехали в очередную деревню, чтобы купить еды.
Крестьяне, что давно привыкли определять гугенотов, провожали их
угрюмыми взглядами и старались держаться подальше.
– Что ж, по крайней мере, здесь на нас не бросаются с топорами,
– резюмировал Комменж.
Сегюр постучал в ближайшие ворота, но им не открыли. Так же
случилось и со следующими.
– Если так пойдет и дальше, нам придется поститься до самого
Ангулема, – заметил Миоссен.
Наконец, нашли грязную харчевню, где собирались после трудного
дня местные крестьяне.
– Думаю, не стоит задерживаться здесь надолго, – сказал
Лаварден, – мы сейчас купим хлеба и мяса, а вам, мой принц,
пожалуй, лучше бы подождать на улице. За мной, Гийом, – велел он
своему слуге.
Но Генрих не внял этому совету.
– Я бы тоже с удовольствием размял ноги, – ответил он,
спешиваясь.
Втроем они вошли в харчевню. Посетителей было немного, но они
оживленно обсуждали что-то между собой. Увидев новых гостей, они
разом смолкли.
– Хозяин, собери-ка нам в дорогу пять караваев хлеба, еще мяса,
сыра и что там у тебя есть, – велел Жан, – да поживее, мы
торопимся.
Трактирщик испуганно засуетился, выполняя заказ.
– Одна серебряная монета и три медных, господин, – посчитал он,
когда Гийом сложил в сумку купленную еду.
Лаварден бросил на стол деньги. Хозяин с удивлением посмотрел на
него, словно не ожидал, что ему заплатят. Генрих подумал, что все
это было бы, пожалуй, даже забавно, если бы не гробовое молчание и
хмурые взгляды, сопровождавшее эту обыденную сцену.
Когда наконец вышли на улицу, Генрих поймал себя на том, что
рука его непроизвольно сжимает эфес шпаги.
***
Чтобы переночевать, свернули в лес.
Лагерь поставили на берегу маленького озерка с чистой теплой водой.
Оставив дежурных на часах, Генрих с удовольствием стащил с себя
сапоги и пропотевшую одежду и нырнул в воду.
Вскоре на лес опустились теплые
июльские сумерки. От костров вкусно потянуло дымом и жареным мясом.
Генрих растянулся у огня на своем дорожном плаще и завороженно
смотрел, как пламя пляшет на фоне темной воды.
Он запрокинул лицо к небу. В глубокой
темно-синей вышине уже блестели первые звезды. Генрих поправил
полено в костре, и сверкающие искры устремились вверх, чтобы
присоединиться к своим небесным сестрам.
Агриппа д’Обинье перебирал струны
гитары, негромко напевая что-то себе под нос.