– Да-да, и проснётся, когда
наступит конец времён, – заявил Вейас, вваливаясь в комнату. На
красивом лице играла удовлетворённая ухмылка. Хорошо развлёкся. –
Никогда не понимал этой истории. Если Безликий – наш покровитель,
то почему дрыхнет, пока его мир катится демонам под
хвост?
Испортив волшебство нянюшкиного
сказания, Вейас развалился на обитом голубым бархатом
диване.
Конечно, куда Лайсве с нянюшкой
до его распутных девок. От раздражения захотелось заскрежетать
зубами.
– Ты ничего не понимаешь в
настоящих историях, – поддела сестра. – Безликий набирается сил в
ожидании последней битвы, а люди ещё должны доказать, что достойны
спасения. Правда, нянюшка?
– Так откуда же мне знать, что
думают боги? – развела старуха морщинистыми руками.
– И кто из нас ничего не
понимает?
Вейас швырнул в сестру
подушкой.
– Всяко побольше тебя, –
хмыкнула Лайсве, поймав её у своего лица.
Вейас самодовольно сцепил
пальцы в замок и смачно ими хрустнул. Лайсве подкралась и стукнула
его всё той же подушкой. Брат зарычал. Они покатились клубком,
барахтаясь и скача по дивану, как в детстве. На мгновение
показалось, будто они вернулись в ту счастливую пору, когда в их
жизни ещё не было ощущения, что всё вот-вот закончится.
– А ну-ка, хватит! – заругалась
нянюшка. – Ишь, расшалились! Взрослые же совсем, а всё дерётесь.
Тебе, Лайсве, вообще стыдно должно быть: свадьба скоро, дети,
хозяйство, дом одной вести придётся, мужа голубить, а ты всё брата
задираешь. Женщина должна быть кроткой, покорной и ласковой, а не
дерзить и кулаками размахивать.
– Да, нянюшка, – Лайсве
вернулась на прежнее место, но паршивец Вейас показал ей
язык.
Обидно! Почему это так
плохо – оставаться ребёнком?
– Вот, посмотри, подарок для
жениха, – вынув ткань из пяльцев, Лайсве протянула её нянюшке,
чтобы отвлечь от потасовки. Не приведи Безликий, ещё отцу
наябедничает! – Красиво?
Старуха покрутила вышивку в
руках, разглядывая её подслеповатыми глазами. Выверенный до
последнего стежка узор: белая горлица с мечом в когтях на голубом
фоне – родовой герб Веломри. Внизу девиз золотом: «Наше сердце
легче пуха».
– Искусно, – кивнула нянюшка. –
И дорого.
– Сама на ярмарке нитки
выбирала, – улыбнулась Лайсве. – Не хуже, чем у мамы?
– Алинка большой мастерицей
была. Такие узоры выходили из-под её пальцев, что нельзя было глаз
оторвать, словно вся жизнь в них заключена, – разоткровенничалась
нянюшка и тяжело вздохнула. – Твой узор красивый, конечно. Видно,
что старалась. Но он холодный, нет в нём души, понимаешь? Огня
нет.