— Вы что, падлы, охренели?!
Это уже сам Мороз прибежал, в распахнутой кожаной куртке на
меху, сбитой на бок фуражке, потрясая наганом. От его
псевдоинтеллигентности не осталось и следа. Тяжело дыша, он с
ужасом оглядывал поле боя.
— Это что такое, я вас спрашиваю?! Кто? Кто это
сделал?
А то непонятно, кто… Мда, товарищ в шоке, ну так его легко
понять. Всё молчали, опустив глаза, только я, похоже, не боялся
взглянуть в лицо начальнику лагеря. Заметив это, тот подлетел ко
мне, тыча в лицо пистолетом.
— Фамилия?
— Осужденный Кузнецов, статья 142-я, 11-й отряд.
— Где начальник 11-го отряда? — заорал он, крутя головой. — Где
этот сукин сын, я вас спрашиваю?!
Перепуганный до чертиков сержант выскочил из сумрака,
вытянувшись перед начальником лагеря.
— Сержант Мотыль, товарищ старший майор государственной
безопасности!
— Расстреляю к чертовой матери!
— Виноват, товарищ старший майор государственной
безопасности!
Несчастного сержанта буквально трясло от страха. Мороз, однако,
свою угрозу в жизнь воплощать не торопился.
— Твою же мать, такое ЧП, теперь секретарь обкома приедет
разбираться, областное руководство НКВД, чего доброго, заявится, —
бормотал он, вытирая вспотевший, несмотря на морозец, лоб. — Такое
разбирательство будет… Где остальные начальники отрядов? Всех ко
мне!
Спустя минуту перед ним выстроились четырнадцать человек. Яков
Моисеевич, вне себя от ярости, бегал перед ними, размахивая
наганом.
— Вы… мать вашу… сукины дети… какого хрена…
расстреляю…
Затем, сделав передышку, перевел взгляд на нас.
— Этих – в отдельный барак, до выяснения обстоятельств… Нет,
уголовников отдельно, а то снова передерутся. Оба барака взять под
усиленную охрану. Раненых… Раненых добить. Нечего на этих подонков
медикаменты переводить. Спишем на обычную смертность. А этого, —
ствол в мою сторону, — сейчас же ко мне на допрос. Лагин, давай со
мной, тоже поприсутствуешь.
Лагин, заместитель начальника по воспитательной работе, кивнул,
хмуро глядя на меня. Вместе с ними под конвоем дюжего красноармейца
я прошествовал в бревенчатый домик, служивший административным
зданием лагеря. Шёл в одной рубахе, бушлат так и остался лежать
где-то на поле боя, механически подумав, что правильно сделал,
переложив фотокарточку Вари в карман брюк. В кабинете Мороза было
прохладно, Яков Моисеевич кивнул красноармейцу, и тот шустро развел
в печке огонь. Всё это время я стоял посреди кабинета, тогда как
Мороз и Лагин сидели один в кресле за своим столом, а второй – на
стуле у стены. Начальник лагеря всё никак не мог расстаться с
наганом, то кладя его на стол, то снова беря в руки и прокручивая
пальцем барабан. Мое же внимание привлек бронзовый бюст Сталина
высоткой сантиметров тридцать. Прикинул, что этой штукой в случае
чего можно проломить голову. Но пока ситуация того не
требовала.