Наконец печка разошлась, от нее потянуло теплом, и я стал
оттаивать, не только в физическом, но и в психологическом плане.
Адреналин схлынул, резко навалились апатия и усталость, хотелось
рухнуть в постель и забыться. Сказывалась и предыдущая бессонная
ночь. Однако мне предстояло выдержать допрос, во время которого,
вполне вероятно, меня будут бить. Да и пусть бьют, может, забьют до
смерти, на том свете, наконец, отдохну.
— Кузнецов, встаньте смирно, — услышал словно сквозь вату голос
Мороза.
Я поднял голову, пытаясь продрать слипающиеся глаза. Начальник
лагеря, держа в руках мое дело, смотрел на меня сквозь линзы очков
немигающим взглядом удава, гипнотизирующего кролика.
— Итак, вы мне сейчас подробно расскажете, что стало причиной
конфликта, и кто был закоперщиком.
Прикинуться дурачком, мол, моя хата с краю, все побежали - и я
побежал? Всё равно на последующих допросах кто-то проговорится, не
по своей воле, так под пытками. Те же уголовники, думается, особо и
не будут ничего скрывать, либо скроют то, что им выгодно, выставив
меня инициатором побоища. Сейчас, небось, в своем бараке уже вовсю
сговариваются, как меня выставить крайним.
— Ладно, слушайте, а там решайте, кого казнить, кого
миловать.
В общем, рассказал про отца Иллариона, как уголовники над ним
измывались, как изуродовал Туза и его подельников, и как воры
забили мне стрелку, то бишь вызвали на толковище. Про сработанный
Семочко тесак благоразумно умолчал, хотя узнают рано или поздно. А
то, что меня пришли поддержать политические и мужики – это их
инициатива, люди устали от беспредела, творимого урками с
молчаливого, и даже совсем не молчаливого согласия лагерной
администрации.
— В каком смысле с согласия? — переспросил Мороз, быстро
обменявшись взглядами с Лагиным. — Вы что же, заключенный Кузнецов,
считаете, что администрация лагеря в сговоре с ворами?
— Ну, вам виднее, вы же с ними сговариваетесь, — бесстрашно
ухмыльнулся я.
И тут же получил такой силы удар в ухо, что кулем свалился на
пол. В глазах потемнело, в ушах зазвенело, попытался приподняться,
уперевшись ладонью в пол, но тот предательски покачнулся, и я снова
распластался на холодных досках.
«Почему они холодные, в комнате уже достаточно тепло, —
почему-то всплыла в голове мысль. — А, ну да, закон физики, тепло –
оно вверх уходит, поэтому доски ещё прохладные».