Потом накатило какое-то философское настроение. Были бы карандаш
с бумагой, я, наверное, с тоски затеял бы писать какой-нибудь труд.
Не могу вот так сидеть, ничего не делая, по жизни всегда находил
себе какое-нибудь занятие. Поотжиматься, что ли? Вроде как ребра
уже не очень побаливают.
Уперся кулаками в цементный пол, сделал полсотни отжиманий.
Попробовал упражнения на пресс – нет, сразу дал знать о себе левый
бок. Зато упражнения на растяжку прошли нормально. Ладно, отжимания
и растяжка – вот два моих способа, как убить время. А заодно и
согреться, если уж на то пошло.
Однако на следующий день как раз во время занятий откинулась
задвижка глазка, и строгий голос немолодого надзирателя
предупредил:
— Гражданин Сорокин, ну-ка немедленно прекратите! Не
положено!
Я, не вставая с поперечного шпагата, поинтересовался:
— А если не прекращу?
— Шутки шутить удумали? Тут с такими шутниками разговор
короткий!..
— Ладно, босс, не кипятись.
Я встал на ноги и затянул:
— Черный во-о-рон, что ж ты въе-е-есся…
— Не положено!
— Тьфу ты! Что ж у вас тут можно-то?
— Сидеть и стоять. И молчать.
— Ну нормально! Мало того, что засунули в холодный пенал, ещё и
делать ничего нельзя. Я, может быть, физкультурой согреваюсь. У вас
тут температура как в погребе, дали бы, что ли, шинель
какую.
— Так, гражданин Сорокин, ещё одно слово – и останетесь без
ужина.
— Без ужина вы меня не можете оставить, это нарушает
международную конвенцию.
— Чиво? — протянул вертухай. — Какую ещё конвенцию?
— Международную, принятую генеральной ассамблеей ООН.
Похоже, у надзирателя процесс переваривания моих фраз закончился
полным несварением. Тем более откуда ему, бедолаге, знать, что
никакой Организации Объединенных Наций в природе ещё не
существовало. С прощальным: «Ты у меня договоришься, Сорокин!» он
вернул задвижку на место, и с той стороны двери послышались его
удаляющиеся шаги. Ужина, впрочем, не лишил. Хорошо хоть пайку не
урезали. При этом посуду после еды я должен был возвращать через
окошко баландёру, которого сопровождал надзиратель – на приём пищи
мне выделили буквально пять минут.
На второй день я принялся мерять свою узкую камеру шагами от
двери к дальней стенке, к маленькому окошку. Семь шагов туда, семь
обратно, семь туда, семь обратно… И ведь окошко хрен приоткроешь,
нет тут такой опции - в смысле, форточки. Потом разглядел, что в
камере я не один. Слева от оконца свою паутину связал махонький
паучок, который притаился как раз на краю своего смертельного для
мух кружева.