— Нет, нет, нет, — запричитал вдруг
шаман, отдернув руку. — Не видал такого... Не бывает.
Внезапно замерев, он словно бы
отключился от мира. Все в избе тоже замолкли, даже Столяров, явно
пытавшийся что-то сказать, но все не решавшийся.
Столь же неожиданно старик очнулся.
Не глядя больше на Женьку, он развернулся и вышел на двор,
бросив:
— Буду духам слова разговаривать.
— Что это было? — удивленно спросил
Столяров.
Женька понятия не имел, но как будто
чьи-то холодные пальцы тронули его за сердце.
Вечером Столяров отправился к старику
для серьезного разговора. В поселковую избу-читальню, где
разместилась экспедиция, он вернулся несколько растерянным.
— Совсем дед с ума съехал, — бросил
он, садясь на стул и прикуривая папиросу. — Спрашивал его, что он
за представление вокруг тебя устроил, а он все: «Ненго, ненго».
— Это ведь, кажется, значит «плохая
примета»? — вспомнил Евгений.
— Не совсем, — ответил профессор,
глубоко затягиваясь. — Это когда человек оказывается между этим
миром и потусторонним, буни. Такая... щель между мирами, что ли...
Мембрана между жизнью и смертью. Например, заблудиться в тайге —
это ненго. Для эвенка заблудиться, значит опасно заболеть, вроде
как для нас вдруг разучиться говорить. Или если встретил привидение
— это тоже ненго... Он говорит, что ты мугды.
— Призрак? Чей?
— Говорит: «Сам свой»...
Сердца Евгения вновь коснулись
ледяные пальцы.
— Однако камлать для нас согласен, —
заключил Столяров, давя папиросу в пустой консервной банке. — А нам
того и надо.
...Глядя на действия шамана в чуме,
Евгений положил в рот сморщенный кусочек из тех, что дал ему
старик. Уже второй кусочек, а всего их было три.
— Жуй и глотай, как я к духам пойду,
— велел Федор.
А Столярову не дал ничего.
— Женя, не стоит, — тихо сказал тот
своему ученику. — Это мухоморы, реакция какой угодно может
быть.
Женька промолчал, а когда старик стал
готовиться к камланию, разжевал первый кусочек.
Он долго не ощущал абсолютно никаких
изменений сознания и решил, что грибы на него не подействовали. Или
их было слишком мало — сам шаман перед тем, как облачиться в
ломболон, зажевал целую горсть.
Тот уже начал камлание. Поначалу
удары в бубен были редки, а звук его глуховат. Ему вторило редкое
позвякивание нашитых на ломболон бляшек. Старик же вполголоса
бормотал речитатив на эвенкийском. Евгений понимал через слово, но
общий смысл улавливал.