Что ж, по крайней мере на ней было
хоть какое-то подобие постели. Жалкое, по совести говоря, подобие,
но все равно.
– Превосходно, – солгала я,
забрасывая под кровать свои седельные сумки.
– Может, благородная госпожа охотница
пожелает перекусить после столь длительного и трудного пути? Моя
жена...
– Потом, – отмахнулась я. – Сейчас я
хочу поговорить с родственниками пропавших.
– Да-да, конечно, как будет
угодно...
Этот низенький, с реденькими сальными
волосами человечишка уже вызывал во мне большую неприязнь, чем все
остальные жители деревушки вместе взятые. Держу пари, он ведет себя
так с каждым хоть сколь-нибудь значимым приезжим – мелким
чиновником, О’Райли... просто проезжим гринго. А потом отыгрывается
на односельчанах. Наверняка они все у него по уши в долгах.
Может, пристрелить его? Тоже ведь
вампир, только еще худший.
В хижине, где жила маленькая Рамона
Фернандес, мы не нашли никого, а из родных Педро Хименеса на месте
была только бабка, скрючившая в плетеном кресле в самом темном углу
хижины. Я отослала лавочника прочь и попыталась ее разговорить, но,
судя по тому, что пробивалось сквозь полубезумное хихиканье, самые
свежие новости бабки относились к взятию Аламо*.
(Прим. Защищаемый 146-ю
техасскими повстанцами форт Аламо был взят трехтысячной армией
мексиканского генерала Санта Анна в 1836-ом году.)
Может, брат Рамон и сумел бы
добиться от нее чего-нибудь путного – он даже мумию мог разговорить
– но не я.
При мысли о Рамоне мне стало грустно.
Я вдруг воочию представила, как мы едем рядом – Моргана
подозрительно коситься на мышастого мула монаха, мул, в свою
очередь начинает перебирать ушами, я хохочу, а Рамон невозмутимо
почесывает свою кастильскую бородку и выдает одну из своих любимых
латинских пословиц.
Промучившись с бабкой еще минут
десять, я, наконец, окончательно признала бесполезность сего
занятия и вышла из хижины.
Лавочника, естественно, давно и след
простыл. Равно как и прочих взрослых аборигенов. Сиеста, мертвый
час, что вы хотите, сеньорита. Только стайка мальчишек сгрудилась
около соседнего забора, бросая испуганные взгляды в мою
сторону.
Впрочем... не только мальчишек.
– Эй, bonita, – махнула я рукой тому
из сорванцов, что щеголял чуть менее, чем у прочих, измазанной
физиономией, а заодно и короткой юбкой из разноцветных лоскутов. –
Иди сюда.