Поэтому седьмая рота третьего батальона энского
парашютно-десантного полка, направленная на прочесывание местности,
понесла свои первые потери на этой войне. Первые, но как понимал
каждый десантник, от командира роты старшего лейтенанта Олийника до
любого «черпака», не последние. Отчего все уставали как бы ни в два
раза быстрее, чем на учениях и полевых выходах мирного времени.
Поэтому, когда роту отвели на отдых, сводили в баню и разместили в
старой казарме, в которой когда-то размещался батальон еще той,
дореволюционной шахской, армии, все с удовольствием расслабились.
Казалось, что теперь никакие опасности роте уже не грозят и можно
спокойно отдохнуть по-человечески, на кровати с бельем, чувствуя
легкость чистого, только что отмытого до скрипа кожи тела. Кое-кто
из дедов даже принял по стаканчику местного самогона[3] ,
«конфискованного» у аборигенов во время рейда. Возможно, выпили и
офицеры, расположившиеся отдельно, в боковой пристройке. И никто не
придал никакого значения ни тому, что казарма стояла несколько на
отшибе, так что незаметно подобраться к ней можно было без особых
усилий, ни тому, что кроме батальона афганской армии,
расположенного в полукилометре от их казармы, других войск
поблизости нет. Чувство покоя и безопасности овладело всеми
настолько, что уснули даже дневальные и выставленное на всякий
случай охранение. Заснули, усевшись рядом с приоткрытыми, чтобы
проветрить помещение, дверями и прямо у стоящих неподалеку от
казармы боевых машин десанта. Вместе со всеми заснул и Анатолий. И
если бы не духота, не проснулся бы. Вынырнув же из сна, он сначала
почувствовал резкий, приторно-сладкий с металлическим оттенком,
запах… запах свежей крови. Потом услышал странный, ни на что не
похожий звук и шорох…
Автоматы большинства десантников по приказу командира роты были
собраны в самом дальнем углу казармы, у стены, в специально
пристроенной к ней пирамиде. Черпаки выполнили приказ буквально, но
несколько дедов, а также некоторые сержанты, забрали оружие себе,
как только офицеры ушли. И сейчас, едва открыв глаза, Толик
одновременно инстинктивно потихоньку тянул лежащий в изголовье АКС
к себе. Поэтому, едва заметив странные силуэты над кроватями
сослуживцев, Пискунов сбросил предохранитель и дал короткую очередь
поверх, чтобы не задеть своих. Хотя какие могли быть свои? Свои все
без одежды, белые. А у караула и дневальных койки у входа и здесь
им делать нечего. От выстрелов десантники дружно вскочили, все же
две недели боевых выходов даром не проходят. И тут начался ад.
Такой, как в кошмарном, бредовом сне: душно-липкая тьма,
расчерченная рыжими всполохами автоматных очередей, заполошные
крики, испуганный мат и бестолковая суета…