Настоящее редко заботит людей. Они предпочитают жить
мечтами о временах грядущих или предаваться сладким
воспоминаниям, которые будоражат охладевшую кровь. Будущее мне
неподвластно, и посему я вернусь в годы моей юности,
когда и началась эта история…
(1) Так в оригинале рукописи. (прим. переводчика)
Дождь начался на рассвете и не прекращался
до самого вечера. Узкая дорога, петлявшая между холмами,
превратилась в болото. Под копытами лошадей сочно чавкала
липкая грязь, и нам с каждым шагом становилось все
тяжелее идти вперед. Оберегая ноги, а может, и свои шеи,
мы давно спе́шились и вели лошадей за поводья,
выбирая места посуше, чтобы не оставить в глине подметки
насквозь промокших сапог.
Позади меня медленно шел Пьер – высокий и плечистый
парень с копной черных волос, толстыми губами
и маленькими поросячьими глазками. Сильные руки, крепкие
кулаки и мощная шея. Он работал в нашем замке,
помогая восстанавливать пострадавшую от пожара конюшню,
но нынешний год выдался неурожайным, и никто
не хотел оставлять на зиму лишние рты. Отцовский
управляющий, посоветовавшись с мастерами, расплатился
с парнем за работу и отказал от места.
Так уж случилось, что это событие самым чудесным образом
совпало с моим отъездом в монастырь. Пьер подкараулил
меня во дворе и, комкая в руках дырявый колпак, попросил
дозволения сопровождать в город, где он надеялся найти
занятие, чтобы пережить зиму.
Казалось, что лучшего спутника нельзя и представить,
но увы, несмотря на свою силу, он был добрым
и богобоязненным человеком. Даже шутки, на которые так
щедры мастеровые, не вызывали в нем злобы. Попавшись
на очередную уловку, этот увалень разводил руками, смущенно
топтался на месте и виновато улыбался, словно
не мастера, а сам Пьер был виноват в их глупой
проделке. За время нашего путешествия мы неплохо поладили,
и я откровенно жалел, что вскоре расстанусь с этим
парнем. Увы, но послушнику слуга не положен.
– Святые угодники… – вздохнул парень и покосился
на небо.
– Не слишком ли часто их поминаешь, Пьер? Если
они так добры, то почему бы им не разогнать
тучи?
– Грешно так говорить…
– Это еще почему?
– Все же в святую обитель направляетесь.
– Когда прибудем, тогда и помолимся, – отозвался
я и потянул за собой лошадь. – Пошла!
– Ох, грехи наши тяжкие…
Вскоре мы вышли на равнину, и редкие перелески
сменились дубравами. Иногда, словно издеваясь над уставшими
путниками, проглядывало солнце. Редкие лучи пронзали мрачные, будто
за́литые свинцом тучи и тут же прятались,
не оставляя надежды даже на малую толику тепла. Стояла
поздняя осень, и пышное золотое убранство сменилось скользким
ковром из потемневших листьев. Было жутко холодно,
а промозглый северный ветер лишь дополнял эту безрадостную
картину, проникал под одежду и заставлял поплотнее
запахнуть тяжелые от влаги плащи.