Мы перебрались через ручей, но не успели сделать
и ста шагов, как показались несколько бродяг, которые
вышли из леса и преградили нам путь. В горле вдруг
пересохло, и я вспомнил все рассказы о тех ужасах,
которые подстерегают путников на этих дорогах.
Что касается скудного имущества, то несколько тощих
мешков, притороченных к седлам, составляли все мои богатства.
Не считая котомки Пьера, которую он нес за плечами. Среди
вещей было чистое белье, мешочки с крупами и сухарями,
кусок солонины и баклажка с вином, которую мы заполнили
сегодня утром, когда проходили мимо деревенского трактира. Оружия,
кроме охотничьего кинжала, висевшего на поясе, и топора,
который нес Пьер, не было. Отец, отправляя меня в дорогу,
сказал, что будущему монаху не пристало носить меч…
Подробности происшествия, которое последовало за появлением
этих людей, стерлись из моей памяти. Это свойственно
человеку – забывать все неприятное, что происходило
в его жизни. Увы, это не касается тех пережитых
ужасов, которые навсегда врезаются в память
и возвращаются ужасными ночными кошмарами.
Все, что запомнил, так это начало короткой
и бесславной стычки. Первый разбойник, который легко поигрывал
тяжелой дубинкой, походил на горного тролля –
уж слишком был крепок. Казалось, что его тело высекли
из куска гранита, но позабыли сгладить углы и сколы.
Он окинул меня взглядом и довольно ощерился, показывая
остатки гнилых зубов, почерневших от дурной пищи. Косматые
волосы слиплись от грязи и походили на овечью шкуру.
Жаль… Жаль, что он не овца. Было бы гораздо легче
выпустить ему кишки! Он что-то крикнул, но я уже
не слышал. Кровь! Она стучала в моих ушах, словно
кузнечный молот. Кто-то из его подручных бросился вперед
и попытался меня схватить, но уроки, данные мастером
Бартом, не прошли даром! Я, даже не задумываясь,
скользнул в сторону и, резко развернувшись, ударил его
кинжалом в спину!
Послышался крик, затем стон и предсмертный хрип! Кто-то
сквернословил и даже рычал, как дикий, загнанный
охотниками зверь. Меня ударили, а затем свалили на землю,
вдавливая в дорожную грязь. Еще удар, и я задохнулся
от нестерпимой боли! Противник был слишком тяжел и крепок
для пятнадцатилетнего юнца. Единственное,
что запомнил, – его безумный взгляд, горевший злобой
и ненавистью. В глазах темнело, и я уже прощался
с жизнью, но послышался лошадиный топот, и голова
моего врага треснула! Клянусь – она треснула,
как перезрелая дыня! Хватка ослабла, а его горячая кровь
брызнула мне в лицо, но это было не важно! Проклятый
разбойник вздрогнул и завалился на бок. Я лежал
в луже и хватал ртом холодный живительный воздух. Жив!
Жив… Признаюсь – был так испуган, что даже
не слышал, что происходило вокруг, пока не заметил
мужскую фигуру, которая нависла надо мной.