— Вы странный поклонник, герцог, —
произнес Алва, глядя на Ричарда прежним цепким взглядом. — Любовь –
вещь эгоистическая, и мужчина, не задумываясь, отобьет любовницу
даже у законного мужа. А вы целомудренно тревожитесь о крепости
брачных уз.
Ричард не отвечал: при мысли о том,
что он выдал Катари, он готов был взвыть в голос.
Алва отвернулся к камину и, словно
потеряв к Дику всякий интерес, принялся рассеянно ворошить угли
концом сапога. Казалось, он о чем-то задумался.
— Вы очень напоминаете мне героя
одного нелепого романа, юноша, — негромко произнес он и тут же
добавил, криво усмехнувшись: — Истинного Человека Чести,
разумеется… Так вот, этот достойный дворянин как-то решил, что
должен посвятить свою жизнь восстановлению справедливости, помощи
обиженным, защите угнетенных – в их числе, конечно же, и прекрасных
дам. Он напялил на себя латы предков, за четыреста лет основательно
проржавевшие, и отправился сражаться со злом во славу некой
благородной девицы… которая ею не была.
Ричард сжал зубы, сунул руки в
карманы и медленно выпустил из легких воздух, пытаясь сохранить
остатки самообладания. Хватит! Он больше не даст себя
спровоцировать. Кончики его пальцев ударились обо что-то твердое, и
он вздрогнул как от удара молнией.
Алва поднял голову и внимательно
посмотрел на него. Красные сполохи на лице Ворона придавали ему вид
Закатной твари.
— К несчастью, — продолжала тварь
скучным голосом, — безумец видел вокруг себя только химеры. Овцы
представлялись ему войском, мельницы – великанами, нищенствующие
монахи – язычниками… Впрочем, последнее, может быть, не так уж и
неверно. Разумеется, его попытки восстановить справедливость ни к
чему не приводили, если не считать телесного ущерба лично для него.
Однако во всех своих бедах рыцарь упорно винил злых волшебников.
Представьте себе, юноша: он видел их повсюду, хотя они жили только
у него в голове.
— Я читал этот роман, монсеньор, —
тускло сказал Ричард, едва шевеля губами. — И всегда считал, что
рыцарь – хороший человек.
…Зачем он взял кольцо эра Августа,
если был так уверен в благородстве Ворона?..
— Как и вы, — иронически подытожил
Алва.
— Нет. Нет… я не он. — Ричарду
казалось, будто в груди у него застрял камень; он с усилием
вздохнул и договорил уже много тверже: — Я только ваш оруженосец,
монсеньор. А вот вы… Ведь вы и есть тот герой Амадео, из-за
подвигов которого бедный рыцарь сошел с ума?