— За что бы нам выпить? — задумчиво
спросил Алва.
Дику было абсолютно все равно, но
недавние слова эра еще звучали в его ушах.
— За бедного рыцаря, монсеньор. Он
служил справедливости, как мог.
— Вы верны себе, Ричард! — насмешливо
отозвался Рокэ. — Впрочем, пейте за своего рыцаря, если вам угодно.
А я выпью… — он задумался, — не за прекрасную даму, разумеется, и
не за любовь, поскольку ее не существует. И не за друга: дружбы нет
тем более. Я выпью… Я выпью за жизнь!
— За жизнь без справедливости, дружбы
и любви? — недоуменно повторил Ричард. — Что же в ней хорошего?
— Но это же очевидно, герцог, —
ответил Рокэ, поднимая брови, словно поражаясь его недогадливости:
— Война!
Война!
Тяжелая апатия навалилась на Дика. Он
приподнял свой бокал, приветствуя эра, и медленно отпил вино. В
хваленой «Черной крови» не ощущалось никакого вкуса.
Алва, видимо, был другого мнения.
— Интересный букет, — заметил он,
перекатывая очередной глоток на языке. — Вам нравится?
— Не знаю, — тупо ответил Ричард. — Я
не разбираюсь в кэналлийском вине.
— Жаль. Да, ведь я, кажется,
собирался рассказать вам о себе… Так вот: в вашем нежном щенячьем
возрасте я был похож на вас до смешного. Гордый, глупый и злой
юнец. Хотя вы, конечно, злее… Мне было лет пятнадцать, когда я
ввязался в свою первую дуэль. В отличие от вас, я ограничился одним
противником. Правда, он был старше и опытней меня. Всю ночь
накануне схватки я бесился от мысли, что могу умереть побежденным.
Это не давало мне покоя. Щенку вроде вас страшна не смерть, а то,
что ему кажется бесчестьем. И какую только дрянь не принимаешь за
честь в вашем возрасте! Я так терзался, что даже принялся изливать
свою душу бумаге… А вы, юноша, помните ночь накануне своей первой
дуэли?
Дик равнодушно кивнул. Он почти не
слушал.
— Что вы писали, если не секрет?
— Письмо матушке, — ответил Ричард
совершенно откровенно.
— Какая проза, — поморщился Алва. —
Похоже, в нас меньше общего, чем я думал.
— Монсеньор написал пятиактную
трагедию? — спросил Ричард без тени иронии.
— Нет, — усмехнулся Алва. — Всего
лишь несколько сонетов. Один я даже помню до сих пор. Хотите
послушать?
Он не стал ждать ответа и
продекламировал:
Я – одинокий ворон в бездне
света,
Где каждый взмах крыла отмечен
болью,
Но если плата за спасенье –
воля,
То я спасенье отвергаю
это.