Здесь, на борту военного корабля, представлялось еще, как от
бездн идет враг. Идет не захватывать и покорять — уничтожать,
мстить, и месть его справедлива.
Интересно, если б я это сказала вслух, что бы со мной
сделали?
Да ничего.
Первую войну начали ррит. Мы отомстили. Это бесконечная цепь,
которая закончится только уничтожением одной стороны.
Или двух.
Потому что чийенки тоже получат свое.
Я больше не испытывала приливов дикого страха, которые так меня
изумляли, — ведь я всегда считала, что исключительно нервно
устойчива, да и результаты всех тестов свидетельствовали об этом.
Здесь страха не было. Возможно, броня «Гагарина» отгораживала от
внешнего страха так же, как от космического холода и излучений.
Возможно, дело было в экипаже и прочих.
Семитерране. Они не боялись.
Никто здесь не боялся.
Меня в который уже раз идентифицировали, зачислили в часть,
поселили, и отправили на медицинское обследование.
Ой.
Давно со мной такого не было. С тех пор, как мою
психофизиологическую нормальность устанавливали для нужд
судопроизводства; в разряд физически или психически альтернативных
категорий населения я тогда попасть не сумела, к несчастью, —
приговор был бы куда мягче. Возможно, даже условный.
Хотя в экстрим-операторы никаких альтернативных так и так не
берут.
Меня уложили в три разных диагност-капсулы, меня просветили,
прощупали и проанализировали, со мной три часа беседовал психолог,
и под конец мне хотелось не то убежать, не то заползти под стол.
Главный военный душевед семитерранского флота оказался по
образованию не психологом, а психиатром. С научными трудами,
званиями и вдобавок с уклоном в ксенологию: по совместительству
консультировал адмирала Захарова в вопросах чуждого мышления.
Стратег. Бронзово-смуглый, большой и бородатый, с глазами, похожими
на черные сливы, он напоминал ассирийского царя. Только копья в
ручище не хватало и быка рядом.
Я никак не могла понять, боюсь его или нет. Вроде не было
страха, но от одного взгляда начинало буквально трясти. Темп его
движений вполне соответствовал манерам вавилонского мужа, — если не
статуи этого самого мужа, — но ауру, ореол бешеной энергии можно
было видеть чуть ли не глазами. Я подумала, что Элия Ценкович
наверняка телепат. И сильный.
После чего меня стал мучить ревнивый вопрос: а у кого
способность к телепатии выше, у шумера или у германца? То есть, у
Элии или у Дитриха?