Еще бы. Кому, как не стражу,
чувствовать надвигающийся разрыв в ткани бытия.
– И что ваш дядя? –
поинтересовался советник, поняв по затянувшейся паузе, что сам
Ратвир больше ничего не скажет.
– Выжидает, – с отвращением
бросил юноша. «Впрочем, какой он уже юноша… мужчина, пусть и
молодой… это я, старея, называю его так по привычке». – При
том, что выслать разведчиков к стоячим камням не будет стоить
Империи ничего… а своевременное предупреждение – очень многого… не
понимаю. Возможно, он надеется на свой дар… но тогда его талан
сильно пострадал за годы, потому что он не чувствует ничего.
– Тогда тебе будет интересно
почитать кое‑какие письма с окраин, – заметил Дартеникс как бы
невзначай. – Нечто похожее творится на востоке и западе.
– Да? – с интересом
переспросил Ратвир. – Тогда пойдем.
Дартеникс, сходя с площадки,
обернулся. Город по‑прежнему покойно дремал, уверенный в
собственной безопасности, покуда с высоты за ним приглядывает замок
Коннегейльт – Безумие Конне, построившего свое обиталище на
отвесной скале.
Надеюсь, что я сумею удержать тебя
достаточно долго, мальчик. Чтобы ты не повздорил с дядей прежде,
чем твоя правота станет очевидна для всех, а не для одного
меня.
Тяжело все же быть племянником
императора.
* * *
Едва стрекот «хьюи» сошел на нет,
старший сержант Уолш подхватил пулемет, на ствол которого он
картинно опирался все время высадки, и, покосившись на лейтенанта,
заорал:
– Становись!
После нескольких секунд
замешательства взвод сумел придать себе форму, отдаленно
напоминающую строй.
Уолш скривился и прошелся вдоль
замерших морпехов.
– Слушайте сюда, чертовы
свиньи, – прорычал он, останавливаясь на правом фланге.
Стоявший напротив рядовой‑негр, выкатив и без того немаленькие
глаза, с ужасом уставился на пулеметный ствол, направленный точно
ему в живот.
– Сейчас проверим, осталась ли в
ваших куцых мозгах хоть крупица того, что я вбивал в них за
последние восемь месяцев. Мы идем в бой… – Какой еще, к черту,
бой, подумал Крис, что он несет? – …И если хотите сохранить
ваши задницы целыми, слушайте меня, как мамочку и папочку, потому
что, – голос сержанта упал почти до шепота, – любого, не
выполнившего мой приказ, будь он сам господь или главнокомандующий
Джордж Вашингтон… я пристрелю на месте!
Кто‑то в строю с шумом выдохнул
воздух.