А чтобы не оказаться оттертым в самый
неподходящий момент, действовать следует очень осторожно. И
разумно. Копить информацию… которую добывает наивный, но
талантливый еврейчик Шойфет. Знать, когда надо позволить другим
сунуть голову в петлю, а когда отпускать удила смерти подобно.
Пока что майор Кобзев знал слишком
мало, чтобы решать по уму. Зато приказ сверху жег ему руки.
Приказом предписывалось по возможности скорее начать пропаганду
советского строя и образа жизни среди местного прогрессивного
крестьянства. Того, что до сих пор группа вторжения не столкнулась
с каким бы то ни было крестьянством, прогрессивным или реакционным,
приказ не учитывал.
Сам майор предпочел бы выждать еще
пару недель. Выдоить пленника до последней капли, до последнего
междометия в словарном запасе… настропалить еще одного переводчика,
а то со всякими Шойфетами хлопот… не то чтобы Кобзев всерьез
считал, будто безответный Лева спит и видит, как бы удрать в
здешний Израиль, но… ненадежный, в общем, товарищ. Мало ли что
напереводит по несознательности. Но приказ есть приказ. В конце
концов, ничего здешние отсталые земледельцы Красной Армии не
сделают… а своих надо загодя выстроить и отдраить, чтобы не
вздумали портить торжественный момент…
И майор Кобзев глубоко задумался,
обмысливая про себя меры перестраховки. Так глубоко, что звериный
рев, донесшийся из глубин непролазной чащи, скользнул мимо его
сознания.
* * *
Всякий раз, заходя в палатку к
Тауринксу, Лева Шойфет испытывал острое чувство собственной
неполноценности.
Дело было даже не в том, что пленный
абориген выглядел как дар господень всему женскому роду. К
собственной, весьма заурядной внешности Лева привык и даже
испытывал некую извращенную гордость в ее отношении. Но и проведя в
заключении неделю, Тауринкс ухитрялся выглядеть так, словно минуту
назад натянул свой зеленый кафтан. И вот это Леве, способному самый
лучший и новый костюм надеть так, что тот начинал напоминать
рванину с чужого плеча, было совершенно непонятно и вызывало
глубокую зависть.
– Добрый день, коун
Тауринкс, – приветствовал Лева аборигена.
– Добрый весьма, коун
Лейв, – с улыбкой ответил Тауринкс.
Сколько мог судить Лева, фамилии
здесь не были в ходу. К человеку обращались по имени, если
возникала нужда – по отчеству, и только владетели присоединяли к
полному имени название поместья.