– Нельзя это! – негромко, но отчётливо возмутилась одна старушка. – Он же руки на себя наложил. И к тому же был не верующий человек.
Никто не возразил, но она была права: по этой же причине протоиерей местного собора отказался отпевать Сергея. Иконку забрали. Опустили гроб, осторожно стравливая верёвки, и работяги принялись споро забрасывать яму.
Закопали, подровняли земляной холмик. Установили латунный крест с фотографией в овальной рамке и табличкой:
ГРАНОВСКИЙ Сергей Юрьевич. 1983 – 2019.
Оказалось, завещание Сергей оставил ещё два года назад – похоронить в Белокаменске и как можно проще. Это стало новостью не менее громкой, чем сама его смерть.
Там, оказалось, указан и я. Мне достался дом. Будто я могу жить в месте, где произошло это!
Я не мог оторвать глаз от фотографии. Что-то безудержно рвалось из груди при виде Его лица, свежего и юного, сияющих глаз и улыбки. Он пробуждал в душе необузданное веселье и прогонял тоску. В его мире правил порыв, а не расчёт. За свои 35 лет он пережил и сотворил столько, что иному и трёх жизней не хватит. Нам, уныло тянущим лямку, не узнать вовек ни такого восторга, ни столь острой боли, ни той силы, ума и страсти – мы слишком осторожны. Но у нас есть преимущество – мы всегда правы. Мы не падаем, потому что ползём; мы не блуждаем – мы ходим хожеными тропами. На сергеев грановских смотрят как на канатоходцев… или ярмарочных уродцев – с восхищением или презрением, поглощая их восторги и страдания с жадным любопытством, почти всегда без сочувствия. Мы хотели бы оказаться на их месте… но не хотим платить ту же цену.
Все начали расходиться. Боголепов остановился около меня.
– Ну что, теперь на поминки?
– Да, надо ехать. Хотя вообще-то не люблю я все эти сборища…
Он кивнул и двинулся к воротам.
Я постоял у могилы ещё некоторое время. Голова запульсировала болью. Я посмотрел на небо. Назревала гроза. Я поспешил к припаркованной под деревом «шкоде». Со стоном повалился на сиденье. В бардачке должен быть аспирин…
На коврик выпал конверт.
Я сжевал две таблетки и, закрыв глаза, откинулся в кресле. Сердце толкалось где-то в горле, как у загнанного волками зайца.
Отдышавшись, я поднял конверт и осмотрел. Никаких надписей.
Я не мог заставить себя вскрыть его, словно это было превыше сил человеческих.
Въехав в город, я остановился у кафе.