– У кошки заболи, у собачки заболи, а у Ванюши заживи!
Боль и прошла. Лёг Ваня спать, наутро просыпается, а палец-то здоровый, занозы в нём – как и не было вовсе!
– Мама, мама, смотри! Пальчик у меня новый! – закричал он радостно.
Улыбнулась Евдокия: «Видно, у нашей Прасковьюшки ручки целительные».
И впрямь, чудеса какие творятся на свете белом.
За месяц до смерти исхудал Ванюша сильно, совсем прозрачным стал.
Волосики белые у него и кожа белая-пребелая, одни нежно-голубые глаза сияют на лице, словно незабудки.
Молчал Ванятка подолгу. С Прасковьюшкой более не играл, как будто силы у него кончились.
Обнимет сестричку, а она льнёт к нему, как котёнок, ручонками шею обвивает, такие ласковые дети.
Сидели они вдвоём на крылечке, а потом Ванюша вдруг расплакался.
– Что случилось, сынок? – бросилась к нему Евдокия.
– Жалко мне стало Прасковьюшку, мама… А то как останется она одна на белом свете, тяжко ей будет без нас.
– Почему одна, сынок? А куда мы все денемся? Что ты такое говоришь, Ваня? – встревожилась Евдокия.
– Подумалось мне так, мама, – ответил Ванечка и замолчал.
Через несколько дней после разговора того поднялась у мальчонки температура высокая, стал он кашлять сильно.
– Где же ты так остыл, сыночек? – Евдокия повязала Ванюше пуховый платок, прижала к груди и носила, носила по комнате лёгонькое тельце, баюкала сынка, как маленького.
И тёплого молочка козьего даст ему, и чабрец заварит, и шалфей, а улучшения всё нет и нет. Глаз не открывает ребёнок, уже и кашлять не может, из горла только свист идёт.
Поехал отец за врачом, да поздно было.
Раздулась шея у Вани, задыхаться он стал. Так и умер на руках у матери.
Думали-то, что простуда обычная, про дифтерит и слыхом не слыхивали.
– Ванюша, сыночек, а как же мы без тебя будем?!! И на что ты нас покинул? Дитятко ты наше ненаглядное! Горе-то кааа – ааа – ко – еее…
Выла Евдокия, вне себя была, кричала истошно, всё нутро её выжгло от горя.
Кто же может подсчитать слёзы матери? Льются они денно и нощно, а сердце разрывается в груди от неутолимой боли, которой никогда не будет конца.
Кто не хоронил детей своих, тот не поймет…
После смерти сына Евдокия долгое время ни с кем не разговаривала: то на кладбище уйдёт на целый день, то в церковь – молиться, чтобы там, на другом свете, Ванечка не страдал, чтобы хорошо было мальчику, ведь он душу свою чистую, детскую, Богу отдал.