Он упустил из вида наиболее распространенный в высшем сословии
мотив для убийства – наследство. Надо бы узнать, не едет ли в
поезде какой-нибудь дальний родственник Юрагиных, претендующий на
кусок пирога семейства дальневосточного наместника.
Кто ещё? Анастасия? Вряд ли иностранная подданная успела нажить
себе здесь врагов. Она и пересадку-то сделала практически на его
глазах. Подозрение могло вызвать лишь то, что она единственная из
журналистов ехала первым классом. Не считая Светлова, конечно, но
он-то получил билет из рук самого князя и журналистом был
постольку-поскольку. Прочие же писаки ехали, как и положено их
статусу, вторым классом. Но мелкая зависть вряд ли могла послужить
причиной убийства. Стоит проверить, не пересекалась ли Анастасия с
коллегами на каком-нибудь ещё международном мероприятии, и не
осталось ли у них после этого скелетов в шкафу?
Господа морские офицеры могли оказаться целью и сами по себе, и
в связи всё с той же контрабандой оружия. Не случайно кто-то из
морского племени пытался выяснить этот вопрос у ярмарочных дельцов
и уголовников. Оба офицера находились в театральном буфете, а их
мичман поехал вторым классом и мог играть за другую партию. Чем не
версия?
– Кто у нас там дальше? – доставая сигару, произнес Светлов.
Он не стал выходить в коридор, а закурил в купе, чтобы ничто не
мешало размышлениям.
Барон. Светский лев мог иметь и завистников, и наследников, а
памятуя его вспыльчивость, запросто умел нарваться на скандал
просто так, без особого повода. Тут гадать можно долго и записать в
подозреваемые половину поезда. С другой стороны, барон был не
только честолюбив, но и честен, а потому задирал обычно только
аристократов. Аристократы же предпочли бы разрешить спор поединком.
Хотя и среди них мразей хватает.
И, наконец, купец Ковригин. По первому впечатлению он выглядел
человеком скользким, хотя и играл эдакого простачка вольного
торговца. Он вполне мог перейти дорожку конкурентам. Вторым классом
ехало с полдюжины народу из этой братии, а уж кровь сибирские купцы
пускали друг другу с большой охотой. Но опять же они бы предпочли
тихое и надёжное душегубство в тайге. Самострел на заимке, прорубь
на санном пути, кистень в ухо на лесной тропинке, в конце концов.
Закон – тайга, прокурор – медведь.