Я вошла в полумрак своей комнаты. Тени шептались, хихикая. Я улыбнулась им, легла на бок и закрыла глаза. Сон накрыл меня ширмоватой картой.
Я резко оказалась в темноте. Общее сознание стонало занемевшей конечностью – меня истошно звали, я была нужна прямо сейчас. Что-то случилось на Холме.
Я выбежала на улицу и понеслась к Крайнему Дому. Музыка была странной. Она петлила сознание, бросая неуравновешенные гаммы в лицо вперемешку со снегом. Задыхаясь, я взбежала на поляну. Там была Аэс. Ее глаза были закрыты, волосы развевались между снежинками. Она плела музыку одна. Ее сознание не сталкивалось с противотоком. Не было второй сестры. Меня. Почему? Почему я не проснулась раньше? Почему не услышала зов? Почему она плетет в одиночестве? Ведь так нельзя; невозможно! Происходящее не укладывалось в голове.
Я приблизилась к ней, присела и прислонилась к ее холодной спине. Что произойдет, если ворваться в Дом посреди плетущейся мелодии? Изображение спицы, вклинившейся между вертящихся спиц колеса, пронеслось на периферии сознания. Образ кольнул под сердцем, но я не могла бездействовать. Мысли находили друг на друга. Комкая их охапками, я сосредоточила линию и нырнула восприятием в Дом, толкая ветер вслепую.
Мое присутствие перебило логику музыки, и все двери в доме распахнулись одновременно, порождая единую бесконечную ноту. Деревня, казалось, замерла. А снег продолжал падать. Аэс распахнула свои перепуганные глаза. В этой ноте, случившейся впервые за всегда, в ноте всех открытых дверей было что-то невероятное, обезоруживающее. Я вдруг поняла, что четыре столба, расположенные по периметру, – это ноги. Ноги двух исполински неподвижных оленей, возвышающихся над деревней. Их рога, фрактально переплетенные кусты, создавали крышу, укрывая деревню от тяжести неба. Осознание этого словно выбило какой-то межбровный клапан, и мое внимание расширилось.
Я обратила фокус ввысь, за снежные облака, и увидела головы этих оленей. Там, в поднебесье. Мудрые и уставшие. Спокойные. Это продолжалось всего мгновение.
Аэс дрогнула общим сознанием, приглашая начать плести сначала, вместе. Я вернула фокус на поляну Холма, и мы нырнули обратно в Дом.
Когда наша смена закончилась, мы спустились с Холма и разошлись в разные стороны. По стенкам моих легких стекала трудная ртуть предчувствия неисправимого. Я добралась до дома, еле дыша. Дерево входной двери скрипнуло, обнажая атмосферу серой тишины внутри, контрастирующей с пением улицы. Что-то изменилось. Проходя по коридору, я заглянула в мастерскую. Дверь была открыта.