– Машиах, машиах, машиах!
То же кричала в исступлении и Саломея, не слыша и не узнавая собственного голоса. Одна лишь Яэль смотрела теперь на га-Матблиля. А он молчал. Молчал, тяжело опираясь на посох, и взгляд его был болезненен и печален.
– Умолкните! – га-Матбиль ударил посохом по камню, – Как к вам придет тот, кого вы ждете, если вы приветствуете не его?!
Люди испуганно замолчали, недоумевая, чего же хочет от них Пророк.
– Я лишь перст указующий, я не машиах! Много раз было говорено вам! Но мой глас, будто глас вопиющего в пустыне – теряется вдали, не добираясь до ваших ушей! – казавшийся слабым, измученным постом, га-Матбиль вдруг превратился в гневного обличителя, в малаха б-жьего, размахивавшего посохом, словно огненным мечом. – Истинный Спаситель народа иудейского прячется от вашей дури и безумия в тростнике, ибо вы не способны его встретить, как подобает! – га-Матбиль вдруг указал посохом на то место, где прятались Яэль и Саломея.
Они обе вздрогнули и переглянулись. Машиах должен быть мужчиной – но о ком же тогда говорит Га-Матбиль?
Тростник справа от женщин зашевелился, и из него к Ярдену выступил молодой мужчина, загорелый, свежий, раскрасневшийся… Крестьянский первенец, любимец и гордость матери, он был совсем не похож на святого в людском представлении.
– Прости мне мое малодушие, Йоханан! – он смотрел прямо на га-Матбиля и шел к нему по реке, как корабль идет на огонь маяка.
Йоханан, увидев его, улыбнулся и просиял, и двинулся навстречу мужчине, что вышел из зарослей тростника. Он простер к нему руки и заключил в объятия, как только они встретились.
Они стояли по пояс в воде, в самом глубоком месте Ярдена. Но воды, будто смутившись, внезапно расступились, обнажив дно и оставив одежды праведников сухими.
Яростный стон сорвался с тысячи уст. Но страшнее всего был стон, что вырвался будто из самого сердца юного ученика га-Матбиля. Он рванулся к учителю, но другой спутник пророка, спокойный и крепкий, остановил его:
– Адир, не вмешивайся в то, чего не ведаешь.
Ученик замер на полпути, но душа его все еще металась, это было видно по глазам.
– Я знал, что ты придешь сегодня, брат мой, – суровый и грозный Пророк теперь сиял, будто преисполненный значением. Он помог мужчине из тростника взобраться на камень, где прежде стоял сам, и преклонил колено перед ним, и поцеловал край его одежд. – Мое время окончено, Ты, Сын Человеческий, поведешь их за собой! – обвел посохом безмолвствовавшую толпу га-Матбиль.