Вдали, посередине залива, постоянно скользили взад-вперед
два больших шлюпа, идущих на парусах. Весла в уключинах тоже
виднелись. Ветер трепал белое полотно с красным солнцем Безанта.
Гриф нисколько не обманул по поводу осторожности наместника, сейчас
старающегося исправить допущенные оплошности. А народ, живущий по
берегу, боялся, это бросалось в глаза на всем трехдневном пути.
Вчера Освальд остановился в большой деревушке, у которой
заканчивался большой ухоженный тракт, и начиналась полоса проселка,
идущего по дюнам и петляющего вдоль всего побережья.
Удивляться рыбе на первое и второе не приходилось. Тем более
и готовить ее здесь умели. Пока охотник ложкой хлебал густую
похлебку, в которой плавали разваренные куски какого-то местного
морского чуда, к нему успел подсесть староста. Не спрашивая, налил
себе и гостю крепкой, на перце и травах, водки. Освальд не
отказался, махнул ее залпом, прислушиваясь к ощущениям.
- Здравствуй, мил человек. - Голос у рыбака оказался под
стать крепкой массивной фигуре, густой и чуть хрипловатый. – Далеко
ли путь держишь через наши края?
- И тебе здоровья, уж не знаю, как тебя зовут. А почему
думаешь, что не к вам?
- Да чего такому душегубу у нас делать-то? – неподдельно
удивился староста. – Кого ты тут искать можешь, позволь
спросить.
Освальд улыбнулся, не удивляясь рассуждениям старосты. Если
уж разбираться, то делать в этих краях ему и впрямь нечего. Рыбак
из него, как из вот этого морского окуня красная рыба к столу
местного дюка.
- Дальше еду, к горам.
- Дивные дела… - староста набил короткую трубочку, затянулся
от тут же поднесенной хозяином лучины. – В ту сторону только что
проклятый лес.
- Вот туда я и еду, – Освальд отставил свою миску. – А тебе
для чего про меня что знать, уважаемый? Никого вроде не трогаю, за
ужин рассчитаюсь, не переживай.
Староста пододвинул к нему плоскую тарелку с жареной в
ягодах камбалой.
- Не трогаешь-то, оно, конечно, так. Да кто ж тебя знает,
что дальше делать начнешь. Ты, мил-человек, не обижайся. Но к двери
комнаты твоей поставим ребятишек. Ежели чего ночью чудить
вздумаешь, так не обессудь, у нас такого не любят.