Ничего интересного не нашлось, к зданию приблизиться не получилось – вдоль поросших кустарником стен могли гулять только привидения. Возле уха вспорхнул совёнок, проверил смекалку старого воина: упал на землю, ладони на голову.
– Фухх… Хорошо, что не ел. Драться и бояться надо голодным, – так учила мама.
Из открытых окон слышался то ли скрип, то ли стук, то ли шарканье, но это могло разыграться воображение. Странным был домик, нестандартным, неправильным. Поездил по странам, видел разные здания, но такой стиль впервые. У заказчика семь пятниц на неделе. Тот, кто строил, здорово намучился. Здание состояло из двух частей. Несущие стены возводились для замка, но в одно нетрезвое утро на серьёзной архитектуре поставили крест. Что имелось накрыли бюргерской крышей, приказали не падать. Покалеченный дымоход намекал, печники в округе вымерли до моего рождения. Окна возвышались над землей футов на пятьдесят, заглянуть внутрь не смог бы циклоп. Завершив обход, с признаками рассвета вернулся к двери. Отбивал веселей прежнего, закончив «танцем хлопковых королей», который сбегалась посмотреть вся команда. В индийской деревне от такого грохота разбегались самые наглые обезьяны, но флегматичный дом, игнорируя самодеятельность, по-прежнему спал. Зато я согрелся, что было очень неплохо, так как встреча с камином и глинтвейном откладывалась на неопределенный срок, а думать, когда зуб на зуб не попадает, не получалось. Думать – это всё, что я мог.
Дом был пуст, как мои карманы, и никаким Гленом Уркхартом на милю вокруг не пахло. Развернул затёртую до дыр карту, вспомнил, как последние пенни пересыпались в ладонь крестьянину, подогнавшему повозку к заросшей тропе; забытый, он так и остался ждать. Всё верно, но не всё сходилось. Внешний вид дома настораживал не столько угрюмостью, сколько несоответствием с описью. Глен утверждал, что заново переложил камин, дымоход говорил обратное – вчера общался с пушками, они тоже умеют убеждать. В помещениях были отремонтированы старинные люстры, на стенах установлены бра, однако уставшего гостя свет не баловал, дом поглотила тьма. В письме сказано о витражах, а ветер стучал разбитыми окнами, простыми, почти как в моей парижской квартире. Территория вокруг дома, если верить письму, очищена от растительности. Возможно, но с такими дождями и крепким сном – это мартышкин труд. И мост: в письме о нём ни слова, но… Но это был тот дом. Оттиск вензеля, смотревший с каждого листа, словно из прошлого, один в один совпадал с тем, что на двери. Протёр глаза, вижу – отсутствует замочная скважина.