Промотавшись по всей бывшей Империи
первую половину жизни, Мерино находил, что именно здесь живут самые
приятные люди. И самые красивые женщины. Та часть его ума, что
отвечала за анализ информации, конечно, выдавала другое заключение:
в этом городе Мерино просто жил, не борясь ежечасно с врагами
государства и не просчитывая каждый ход. Но в такой прекрасный
день, пусть и немного омраченный полученной информацией и
сорвавшейся встречей с синьорой Тотти, Праведник предпочитал не
слушать внутренний голос. Пусть себе нудит на границе сознания! А
мы будем смотреть на небо и солнечных зайчиков, привольно скачущих
по красивым женщинам!
По мере приближения к Ольховой улице
Мерино все чаще приходилось здороваться и отвечать на приветствия
знакомых и соседей, спешащих на рынок или просто прогуливающихся.
За шесть лет он успел стать здесь своим. Человеком, который
пользуется уважением. Причем уважением не за способность просчитать
ситуацию, не за умение действовать жестко и эффективно, а за
хорошую кухню, рассудительность и приятность в общении. Мерино
находил, что для него это имеет довольно большое
значение.
Остерия «Старый конь» стояла на
Ольховой улице, прячась под кроной столетнего, если не старше,
дерева. Ольхи, разумеется. Двухэтажное здание, на первом этаже
которого было само заведение, а на втором — комнаты для гостей,
спальни самого владельца и его слуг, располагалось прямо у
небольшого мостика через крошечную речушку, скорее даже ручей.
Местные жители, не мудрствуя, называли его Ольховый ручей. Чуть в
стороне от входа в остерию пару лет назад Мерино построил летнюю
веранду, столбы которой понемногу оплетал северный виноград. Рядом
стояла коновязь, у которой топтался роскошный трехлетний жеребец
ирианонской породы. На таком скакуне могли себе позволить
передвигаться только очень состоятельные люди, потому как стоил он
чуть меньше, чем годовой оборот остерии.
Мерино удивленно вскинул брови:
сегодня он никого такого не ждал. И хотя понимал, кому мог
принадлежать красивый жеребец, в душе шевельнулись нехорошие
предчувствия. Вроде не было у того человека, о котором он подумал,
повода появляться. Внутренне подобравшись, он решительно прошел к
остерии.
На каменной скамье у входа в
заведение, греясь в лучах по-летнему жаркого солнца, сидел, прикрыв
глаза, мужчина. Его возраст приходился на тот неуловимый отрезок
человеческой жизни, когда зрелость уже уступает место старости, но
все еще борется. Худощавое морщинистое лицо говорило о непростой
судьбе, жидкая борода почти не скрывала лица, да и на голове русые
волосы уже начали редеть, теряя цвет. Его звали Бельк, и он был
вышибалой при остерии. Не самым внушительным на вид при такой
профессии, но вполне справлявшимся со своими обязанностями.