Штефан, не раздумывая, выслал гнедого в галоп
к распадку, наперехват, отчаянно надеясь, что Макарка не вздумает
все-таки палить на ходу, и гадая, скачут ли за боярином
остальные.
Макарко гнал телегу так, что колеса, казалось,
вот-вот соскочат с осей. Плечо горело, по спине бежал горячий
ручеек — но он только проклинал себя за нерасторопность, за то, что
не выстрелил сразу. Вороной боярина уже утомился, его пошатывало,
но груженая телега все равно отставала, и Макарко холодел от
ярости, настегивая лошадь, и молился, чтобы выдержали
ступицы...
Боярин оглянулся, увидел погоню и с пьяным
хохотом разрядил пистолет в телегу позади. Штефан пригнулся под
ветками, выхватил свое оружие. Пролетел лесочек, чудом удержал
оскользнувшегося гнедого на спуске в распадок, круто завернул к
дороге по склону и выскочил прямо перед носом у боярина.
На длинной прямой дорожке по-над самым ущельем
Макарко увидел в клубах пыли исчезающий стриженый конский хвост,
хлестнул вожжами отчаянно, уже зная, что не догонит. И вдруг из
пыли мелькнула конская голова — вороной шарахнулся, дыбясь, на
самый край. Качнулся, не устоял — и рухнул, покатившись по склону.
Эхом отразился в скалах отчаянный человеческий вопль, потом хруст
кустов и плеск ручейка на дне ущелья — и стихло.
Гнедой, всхрапывая, крутился над обрывом.
Макарко с трудом осадил разнесшую кобылу, и Штефан растерянно
обернулся на скрип телеги. Глаза у него были круглые от ужаса.
Внизу, в ручье, бился на боку вороной со
сбитым на сторону седлом. Боярин валялся изломанной куклой на
склоне и не шевелился.
— Ты чего в него стрелять удумал?
— А ты чего полез?!
Ветер по ущелью принес сзади далекий топот
копыт.
— О черт! — Штефан крутанул гнедого на месте.
— Ходу! Гони за поворот, живо!
За скалой остановились, с трудом сдержав
испуганных лошадей. Топота копыт больше не было слышно, зато
долетели выстрелы, уже недальние.
Штефан скользнул взглядом по Макарке и в ужасе
ахнул.
— У тебя след! От нагайки!
Макарко растерянно оглядел хороший клок,
выдранный из мундира на плече. Неуверенно шевельнул вожжами, трогая
кобылу вперед.
— Обалдел?! Враз догонят! — Штефан рванул с
себя овчинную безрукавку. — Живо! Надевай! Возвращаемся! Знать
ничего не знаем, ехали себе шажком в деревню, слышим — палят, потом
крики. Вот кобылу и нахлестывали — глянуть, что случилось. Надевай,
у тебя там вовсе кровь!