Еще немного. Дождаться, пока основная часть
банды поравняется с миной. Еще. Почти. Вон Гицэ привстает
потихоньку за камушком, и дуло ружья неотрывно следует за турками,
разве что чуть подрагивает... Над дальним камнем взвивается и машет
шапка — сигнал! Господи, пусть все получится!
Штефан стиснул зубы и дернул веревку изо всех
сил. На мгновение затаил дыхание, в мыслях только молясь — пусть
пронесет! Ну, пусть, пусть сработает!
Вместо взрыва по ушам ударила ружейная пальба.
Не дождались или не ждали?! Некогда гадать!
Штефан метнулся вперед. Быстрее, пока турки не
оклемались. Всего несколько шагов. Под сапог подвернулся камушек, и
он миг промедлил, пытаясь устоять на склоне, оказавшемся ужасно
скользким. Сделал еще шаг вперед. Пузатый горшок наконец стал
отчетливо виден.
Штефан замер на месте, вытянул руку и плавно,
на выдохе, спустил курок.
Мина брызнула камнями и пламенем!
Получилось!
Земля под ногами качнулась, а потом и небо, и
горы вдруг закружились перед глазами. В грудь словно лошадь
лягнула, затылок и спину пронзило болью, и мир померк.
Если бы Симеону дозволили выбрать смерть, он
бы выбрал не эту. Мелькающие копыта, грохочущие колеса... Ударило
так, что дух вышибло от боли, телегу подбросило и опрокинуло, и
конь завизжал от ужаса, упираясь в хомуте, но все-таки повалился
набок, молотя копытами воздух. Черт знает, почему это вышло так
страшно — куда страшнее всей драки, что случилась потом.
Симеон потер ноющие ребра и тупо поглядел на
воткнутую в землю саблю. До самой гарды на клинке темнели бурые
полосы. Надо бы отчистить, но вставать не хотелось.
Йоргу прошелся между телами, теребя усы и едва
заметно прихрамывая — кажется, ему почти не досталось. Дешево же
они отделались! И быстро управились — последний бандит уже
захлебнулся предсмертным стоном, а со склона над дорогой все еще
скатывались последние камушки обвала, медленно, будто нехотя. Но
под скалой на склоне темнел немаленький комок, и Симеон старательно
избегал смотреть в его сторону.
— Что с тобой, капитан? — пропыхтел кто-то
рядом сдавленным голосом, в котором Симеон с запозданием признал
голос Гицэ. — Ранен?
— Нет. Телегой помяло.
— Повезло! — вырвалось у Гицэ со стоном, и
Симеон все-таки обернулся к нему — от неожиданности. С виду цел, но
правая рука висит плетью, лицо белое, и закушенные губы
посинели.