Бродяги-гайдуки все это время тихонько
шушукались. Потом вдруг расплатились и тесной кучкой покинули
постоялый двор, продолжая переговариваться вполголоса.
Цыган почесал в затылке: конь, конечно, был
прекрасен, но соваться ему что-то расхотелось. Да и глаза юного
боярина ему теперь не нравились: плескалось в них на самом донышке
что-то темное, мрачное и отчаянное... Конечно, щенок совсем,
конечно, без охраны и в дальней дороге — вон как деньги бережет, но
чутье подсказывало цыгану: парень дошел до той грани, за которой
человек творит неведомо что, даже не понимая своих деяний. К
дьяволу связываться с сумасшедшим, какой бы легкой добычей тот ни
выглядел! К тому же, бродяги явно положили глаз и на кошелек, и на
коня с хорошим седлом, а у мальчишки за поясом пистоль, и если
цыган не ослеп, то второй остался в ольстре на гнедом...
Он так и просидел, размышляя и покуривая, пока
боярин не закончил нехитрый обед и не встал. Коня ему подвели
быстро, и он сноровисто вскочил в седло, едва коснувшись носком
стремени. Разобрал поводья, потрепал гнедого по шее и что-то шепнул
ему на ухо.
Корчмарь еще раз попробовал предложить боеру
послать с ним слуг, но тот вновь огрызнулся, и хозяин со вздохом
проводил его со двора. Цыган тоже вздохнул вслед: сытый липпициан
играл, бочил, охлестывал себя хвостом по бокам... Уносил с собой
чужую душу. Вот только цыган ни единого мига не жалел о своем
решении: все-таки глаза у мальчишки были очень и очень
нехорошие.
Время показало, что он поставил на правильную
лошадь. Когда в распадке дорогу гнедому преградили двое оборванцев
в овчинных жилетах и с тесаками в руках, а еще четверо ссыпались со
склонов с боков и сзади, Штефан не стал слушать, что ему обещают
оставить жизнь. Он и не слышал толком ничего, от усталости и
недосыпа пребывая уже где-то за гранью реальности.
Не спеша вынул пистолеты из ольстров, взвел
курки. Подождал немного — бродяги с дороги не отошли, даже
засмеялись и стали подначивать, мол, не выстрелишь.
Они стояли очень близко, целиться было ни к
чему, а после всего пережитого эта беда оказалась последним
перышком, которое ломает спину верблюда, и на последствия стало
совершенно наплевать...
Штефан молча вытянул руки и разрядил пистолеты
в бородатые рожи.
-----------
* Мамалыга — круто заваренная каша из
кукурузной муки.