Симеон курил, прислонившись к избяной стене, и
думал, что надо бы выкроить денек от дел и поменять прохудившиеся
доски на Станкином крылечке. На заставе-то капитану за топор
браться как-то невместно, а руки все равно иногда чешутся... Да и
скрипит та ступенька, чтоб ее холера взяла!
Макарко помогал бабам накрывать столы и
изредка получал тумаки за нерасторопность. Совсем рядом причина его
нерасторопности раскладывала деревянные ложки и смущенно теребила
сборчатый ворот камасы, бросая изредка на Макарку взгляды из-под
мохнатых ресниц.
— Ануся, — улучив момент, позвал Макарие. — Я
ведь нынче в отряде-то по-настоящему. Меня сам слуджер в списки
внес и оружие велел выдать...
Ануся зарделась, притиснула охапку ложек к
груди. А Макарку вдруг похлопали по плечу сзади.
— Обмоем, значит, приказ слуджера, парень, —
заявил Анусин отец, здоровенный пастух с дальнего хутора. Говорил
он вроде добродушно, но Макарко мысленно застонал про себя. — Ну, а
раз ты нынче у нас пандур, так заглядывайте в гости, когда будете в
дозоре в наших краях. Да всем отрядом, глядите, мы нашим сторожам
завсегда рады...
Макарко скорбно вздохнул. Ануся незаметно
развела руками — мол, ясно как день, что отец тебя видеть на хуторе
в одиночку не желает и говорить с тобою не будет.
— Макарко! — окликнул Симеон расстроенного
парня. — Позаботься чего повкуснее запасти для тех, кто в дозорах
нынче! Станка разрешила, ты и повезешь! Да рыбы соленой у деда
Йонела выпросить не забудь, Йоргу уж который день мается — у нас
кончилась.
— Это ему сейчас ехать? — невольно ахнула
Ануся, и все пандуры дружно заулыбались в рукава.
— Нет, это вечером, — великодушно утешил ее
Симеон и исподтишка показал Макарке кулак. Тот ответил обиженным
взглядом, давая капитану понять, что намерения у него самые
серьезные.
— Он за ней ухлестывает уже давненько, —
подтвердила Станка, устроившись на месте хозяйки праздника рядом с
Симеоном. — Ну чего расселись-то, как неродные? — набросилась вдруг
на пандуров. — Разливайте! А этот ваш поросенок чего?!
Штефан, все еще беседовавший с поварихой, на
окрик вспыхнул до ушей и от окошка послушно отошел, но и Симеон, и
Гицэ, что тащил к столу решетку с мясом, приметили восхищенные
взгляды, которые парнишка бросал на повариху. Переглянулись: обоим
было смешно.