Еще смешнее им стало значительно позже, когда
давно уже сдвинули в сторону изрядно опустевшие столы. Тоненько
запела скрипка, подали голос цимбалы, зазвенели тамбурины —
составился хоровод.
Мороя сразу отошел в сторону, добродушно
ворча, что стар он уже — ноги отплясывать. Присоседился к дедам,
разливавшим ракию. Через пару танцев к нему присоединился и Симеон,
успевший отвести душу, но сроду не любивший уплясываться насмерть.
Подошедший на минуточку передохнуть и выпить Гицэ неопределенно
заржал, указывая в сторону.
Штефан, которому сельские танцы знать было
неоткуда, примостился у самого забора с неизменным подсолнухом в
руках. Но отсидеться ему не дали: подлетела одна, молодая да
красивая, разрумянившая от быстрого движения, ухватила за руку,
потащила за собой.
— Да оно дело нехитрое, — рассмеялась, когда
Штефан попытался отговориться неумением. — Научу, красивый.
И мигом втянула ошалевшего от напора Штефана в
хоровод.
Симеон с Мороей только переглянулись и
одинаково понимающе усмехнулись, наблюдая, как девка вьется вокруг
парнишки и стреляет глазами.
— Огонь-девка, — оценил Гицэ. — Везучий наш
ангелочек, так его и так!
И сам убрался обратно в пляску, когда на нем
разом повисли три молодайки. Мороя в ответ ухмыльнулся в усы и
продолжил с интересом наблюдать за Штефаном, которого девка после
танца придержала за руку — вроде и ненароком, сказала что-то, от
чего оба разулыбались...
Макария тоже ни единого танца не пропустил,
все норовя оказаться поближе к Анусе в хороводе и тяжко вздыхая,
когда круг распадался на пары, а та оказывалась от него далече.
Только один раз ему и свезло. Может, повезло бы еще, только Симеон
напомнил, что надо харчи везти на заставу, когда веселье было еще в
самом разгаре. Макария проводил тоскующими глазами Анусю, которая
под хмурым взглядом батьки отошла в сторонку, и направился к выходу
со двора.
С погрузкой телеги танцы на время прервались,
девка отошла от Штефана, но оглянулась и взглядом так явно велела
парнишке следовать за собой, что и слепому было бы ясно... Вот
только Штефан беззаботно отмахнулся и вернулся к забору. Подобрал
оброненный подсолнух, начал отряхивать от вездесущих муравьев и
пыли.
Гицэ чуть не сплюнул с досады:
— Вот же птенец желторотый, мать его
распротак! Он что, не понял? — и хотел уже сорваться с места, чтобы
втолковать Штефану, чего собственно от него хотели, но Симеон
перехватил его за рукав.