– Wo ist meine Seife?5 – спросил фриц сослуживца, со скучающим видом сидящего поблизости.
Тот молча показал на Кольку. Первый немец направился к парню, жестами показывая, чтобы тот вернул мыло. Хлопец испуганно замотал головой из стороны в сторону, мол, не понимаю. Фриц решил, что тот отказывается вернуть его личное имущество, разозлился и попытался схватить сорванца за шиворот. Колька увернулся и дал стрекача. Так они бегали по деревне минут десять, немец выдохся и злой вернулся к своему белью. Второй оккупант, держась за живот от хохота, поднял мыло из ямки в траве. Оказывается, оно соскользнуло туда и наговор на парнишку был напрасный.
– Hans, du bist Schwein!6 – презрительно бросил немец второму солдату и медленно направился в дом, превращённый в казарму.
Через несколько минут он вышел с шоколадной плиткой и вручил её перепуганному Кольке.
Это спокойное время закончилось для жителей Бродов уже в декабре. Кто-то обстрелял в лесу немецкий грузовик, везущий оккупантам снаряжение. Водитель успел «дать газу» и оторваться от нападающих, но второй солдат, сидевший рядом с ним, получил ранение в шею и по приезде скончался, не приходя в сознание. Кто стрелял: партизаны или отбившиеся бойцы отступающей Красной армии – никто не знал.
Тогда в деревню нагрянули другие немцы – каратели. Фашисты врывались в каждый дом, и пока солдатня грабила имущество, тучный краснолицый майор-эсэсовец допрашивал жителей. Рядом находился переводчик – хромоногий учитель немецкого из райцентра.
Глеба хотели сначала спрятать в погребе или на сеновале, но решили, что так будет только хуже, и правильно сделали. За это могли и расстрелять. Первым же делом немцы залезли в погреб, вынесли все заготовки, кроме нескольких банок варенья. Обшарили и сеновал, а также сарай и дровник. Даже в отхожее место заглянули.
Вопросы задавали стандартные:
– Сюда приходили советские солдаты или партизаны?
– Нет.
– Есть ли в доме оружие?
– Нет.
Тогда майор ткнул перчаткой в грудь Глебу:
– Сколько лет?
– Четырнадцать ему, – поспешно ответила за него Фёкла Платоновна.
– Как зовут? Где родители? – на этот раз эсэсовец вытянул руку ладонью вперёд в сторону женщины, жест означал «молчать!»
– Глеб Ливинцков. Родители в Ленинграде, – ответил подросток.
Офицер удивился, сказал что-то типа «красивый город», и поинтересовался, знает ли Глеб немецкий язык.