В салоне горел свет, и я отчетливо видел, кто сидел внутри.
Старик и белобрысый. Старик, скучая и не обращая внимание на то,
что творилось снаружи, читал книжку. А белобрысый спокойно дремал,
закинув руки за голову.
Я заорал, замахал руками, задрыгал ногами, но... Машина
промчалась мимо, свет фар растаял, и я вновь остался один. И меня
опять крутило, вертело, швыряло, и я кричал, и крик мой тонул в
сумасшедшем вихре.
- Девяносто восемь... Девяносто девять... Сто!
В дверь стучат. Мое время вышло, но я не тороплюсь. Я
выцарапываю на стене кабинки очередную засечку. Я уже давно
перестал их считать, но продолжаю каждое утро канцелярской скрепкой
царапать эту проклятую стенку. Это мой ритуал. Это то, что я делаю
каждое утро, забравшись с ногами на унитаз без стульчака.
- Сто, однако!!!
Настойчиво дергают ручку. Если я сейчас не выйду, они сорвут
шпингалет. Они могут. Я прячу скрепку за сливной бачок. Спрыгиваю с
унитаза и открываю дверь. Не дожидаясь, когда я выйду, в кабинку
врывается оленевод Гыргол, маленький кривоногий мужичок. Он
выталкивает меня и хлопает дверью. Щелкает шпингалет. Очередь
начинает новый отсчет.
В нашем туалете три кабинки, но только одна с дверью.
Единственное место, где можно побыть одному.
- Три... Четыре... Пять...
Они провожают меня злыми взглядами, но я знаю, что после
завтрака мы все опять будем добрыми друзьями. Настроение у людей
меняется здесь быстро и часто. И это единственное, что здесь
меняется. Все дни похожи на другие дни. Один сплошной день. День,
из которого я никак не могу выкарабкаться...
Я выхожу из туалета и шаркаю тапочками в столовую. Навстречу
круассанам, яйцу пашот и ароматному кофе...
- Если съешь все, то увидишь картинку на дне тарелки, -
произносит санитар, и мираж растворяется.
На дне наших алюминиевых мисок нет картинок, но я торопливо
хватаю ложку.
- Умничка, - улыбается санитар.
Я торопливо ем. Торопливо глотаю, чтобы не успеть почувствовать
вкус.
- Умничка, - повторяет санитар.
Он уходит. Сидящий напротив толстяк Будаинов поднимает голову от
пустой тарелки. На измазанном кашей круглом лице сияет счастливая
улыбка. Убедившись, что санитар не смотрит, мы быстро меняемся
тарелками.
После завтрака нас выстраивают в коридоре. Медсестра включает
радио. Под песенку из "Пионерской зорьки" один за другим мы
подходим к ее столу. Медсестра молча выдает нам наши таблеточки. Мы
молча глотаем, молча запиваем их сладкой водичкой из маленького
стаканчика и молча разбредаемся по своим палатам. Не молчит только
Андрюха.