Почему стремительно?
Потому что, побродив где-то с час по кладбищу, мы наткнулись на две свежих могилы, на его окраине.
Это были две сестры погодки – десяти и одиннадцати лет. Даша и Маша.
Цветы и венки на их могилках пестрели яркими красками. Черные ленты гласили о скорби, памяти и о любви к умершим. Их игрушки: плюшевые мишки, Микки-Маусы, куклы – грустно мокли под дождем, облепленные осенней листвой. Лес, словно одеялом, укутал их от холода.
– Сюда чуть ли не каждые пару часов кого-нибудь да привозят, – негромко сказал Михаил, – дня не бывает, чтобы не привезли. А их, наверное, вчера вечером…
Он вздохнул.
– Жалко, малышки совсем. Болели, что ли, чем, или чего страшнее произошло? – спрашивал он себя, смотря на их улыбающиеся детские счастливые лица.
– Самое печальное, когда детей, особенно таких вот малышек, приходится хоронить.
Михаил поднял чуть потрёпанного жёлтого мишку за лапу.
– Игрушки – это хорошо, будет им чем играть. Родители у них молодцы. Жалко их очень.
– А почему их нет? – спросил я.
– Ну, они должно быть еще дома. Не могут распрощаться, – Михаил отряхнул мишку от листвы, положил его аккуратно обратно, и мы пошли дальше.
– Три дня же у нас есть после смерти дома побыть. Ты вот не знаю, почему на второй день здесь появился. Не знал, наверное.
Лес на кладбище шумел от ветра. Деревья местами синхронно качались под его силой. Вороны наперебой, перекрикивая друг дружку, доедали крошки с могил, перелетая с одной на другую.
– Ох уж эти каркуши, вот никогда не любил их. А сейчас без них здесь тоска была бы, – улыбаясь, сказал Михаил, – они как дети, дерутся, ругаются чего-то. – Он улыбнулся.
– Тоже сладкое очень любят. Я помню, конфеты как-то у меня все стащили, даже закусить было не чем, сволочи. Так что успевай прятать.
Мы шли дальше.
– Вот только могила после них вся растрёпанная становится.
Тем временем мы подходили обратно к своим могилам.
Было где-то уже около полудня.
Позади себя я услышал звук подъезжающего автомобиля. Это был черный джип.
Он остановился у края дороги и из-за руля вышел солидный мужчина, одетый в черное пальто.
– Отец? – обернувшись, чуть слышно, с радостью в голосе, произнес я.
Мужчина открыл пассажирскую дверь, и из нее вышла незнакомая мне женщина. В руках у нее были цветы. Она тоже, как и папа, была в черном пальто.